Желтый билет - [20]

— Подобное любопытство может привести к тому, что его убьют.

— Только не в вестерне, — возразила Рут, и беспечность исчезла из ее голоса.

Я ответил не сразу.

— Я понимаю, что ты хочешь мне сказать. Ты бы предпочла, чтобы я остался дома и выращивал горох.

— Естественно, — кивнула она. — Но это не все.

— А что еще?

— Я также пыталась сказать тебе, что понимаю, почему ты не можешь остаться.

Я встал, подошел к Рут и положил руку ей на плечо. Она накрыла мою руку своей, но не подняла на меня глаз, продолжая смотреть на пруд, где плавали утки.

— Ну, раз уж ковбой решил помочь городу, не стоит откладывать это дело в долгий ящик.

— Да, — Рут сжала мою руку, — но сначала тебе надо переодеться.

Я переоделся и пошел доить коз, которых обрадовал мой приход.

Глава 8

Следующим утром в девять часов я стучал в дверь дома моей сестры в Джорджтауне. На этот раз она открыла дверь в белых брюках и голубой блузе, с шарфом на голове. В руке она держала щетку.

— Послушай, — сказал я, — ты выглядишь, как домохозяйка в рекламном ролике.

— Не болтай ерунды, — фыркнула она.

Я вошел, и тут же в комнату влетели мои племянник и племянница.

— Харви, Харви, — завопил мой племянник, — мама говорит, что в субботу мы поедем к тебе и Рут, что ты повесил новые качели.

— En Francais, черт побери! — рявкнула Одри, прежде чем я успел открыть рот. — En Francais.

Мой шестилетний племянник, его звали Нельсон, насупился и сказал:

— Французский язык чертовски труден.

Моя племянница, пятилетняя Элизабет, самодовольно улыбнулась и произнесла на быстром, совершенном французском:

— Добрый день, дядя, я надеюсь, что вы здоровы, и тетя Рут здорова, и ваши собаки, и ваши кошки, и утки, и козы тоже здоровы, — а затем показала язык брату.

Я подхватил ее на руки, прежде чем Нельсон дал ей тумака.

— Козы только вчера спрашивали, приедете ли вы в субботу, — сказал я по-французски.

— Козы не умеют говорить, — возразил Нельсон. На французском. — Они могут сказать только бе-е-е-е.

— А ты пробовал говорить с козой по-французски? — поинтересовался я.

Он подозрительно посмотрел на меня.

— Нет.

— Видишь ли, козы говорят только на чистом французском языке. Пока ты не выучишь его как следует, они не будут разговаривать с тобой.

Возможно, племянник мне и не поверил, но, когда я опустил Элизабет на пол, он взял ее за руку и сказал по-французски:

— Пойдем на улицу и поиграем.

Элизабет повернулась ко мне и мило улыбнулась.

— До свидания, дядя, — сказала она на безупречном французском. — Я с нетерпением жду встречи с вами, и тетей Рут, и собаками, и кошками, и утками, и козами в субботу.

— Ты забыла про петухов, — улыбнулся я и повторил слово «петухи» по-английски.

Для Элизабет это было новое слово, она дважды произнесла его по слогам и добавила:

— И, конечно, с петухами.

Нельсон дернул ее за руку, и они побежали к черному ходу, ведущему в сад.

— Ты права, — я взглянул на Одри. — Им шесть и пять.

Она покачала головой:

— Думаю, я слишком поздно начала учить их французскому. Надо было начинать в два или три года, а не в четыре.

— Они способные, — возразил я.

— Пойдем на кухню, — в руке Одри по-прежнему держала щетку. — Мне надо замести кукурузные хлопья. Служанка не смогла прийти сегодня.

— А где Салли? — спросил я.

— Ее тоже нет.

На кухне она налила мне чашечку кофе, которую я выпил, сев за стол и наблюдая, как она сметает рассыпанные кукурузные хлопья. Мне показалось, что подметать она разучилась, но я решил не высказывать вслух свои мысли. Покончив с хлопьями, Одри села напротив с чашкой чая.

— Ну, на этой неделе ты вошел в роль старшего брата, — сказала она. — Второй визит за два дня.

— Я был неподалеку и решил заехать.

— Да, конечно.

— Вы будете у нас в субботу? Рут ждет вас с нетерпением.

— Харви.

— Да?

— Что у тебя на уме?

Я вздохнул, достал из кармана ложку и положил ее на стол. Одри посмотрела на нее, взяла в руки, затем перевела взгляд на меня.

— Где ты ее взял?

— Ты узнала ее?

— Еще бы. Конечно, я узнала ее. Это мамина ложка.

— Ты уверена?

— Разумеется, уверена. Так же, как и ты. Мы пользовались ими по воскресеньям, на Рождество, Пасху и другие праздники. Это ложка из фамильного сервиза. Маминого фамильного серебра. На ней есть буква Л. Посмотри.

Я уже видел букву Л, начальную букву фамилии Лонгмайр, но все равно посмотрел.

— Если я не ошибаюсь, после смерти мамы серебро взяла ты?

— Конечно, взяла. Серебро не выбрасывают. Ты же не хотел его брать.

— Нет, не хотел. Оно все еще у тебя? Где?

Одри задумалась. Затем встала и начала открывать нижние ящики шкафов.

— Вот! — с триумфом воскликнула она. — Я помню, пару месяцев назад сказала Салли, чтобы она попросила служанку отполировать серебро. Что ты от меня хочешь, сосчитать ложки?

— Да.

Она сосчитала.

— Их должно быть двенадцать, а здесь только десять.

— А как насчет вилок?

— Двух не хватает, — ответила Одри, пересчитав вилки.

— Может, ты посчитаешь и ножи?

Покончив с этим, она посмотрела на меня.

— Двух нет. Что теперь?

— Пожалуй, что все. Вероятно, им больше ничего не требовалось.

— Кому?

Я достал жестяную коробочку и начал сворачивать сигарету.

— О господи! — Одри достала из ящика и швырнула мне пачку «Лакис», сигарет без фильтра. — Я поклялась, что ты больше не будешь крутить передо мной сигареты, даже если придется купить тебе годовой запас.