Жёлтая роза - [29]

Один из чабанов постучал бутылкой по столу:

— Получите с нас! Гроза надвигается!

На стук из корчмы вышла молодая корчмарка.

Она сделала вид, будто сразу не заметила табунщика, и стала заниматься чабанами. Подсчитала, сколько следует с них за вино, с красненькой дала сдачи медяками и, когда гости поднялись, вытерла залитый вином стол.

Чабаны вскочили на своих ослов и, очутившись, наконец, в полной безопасности, снова загорланили свою песню:

Шесть псов моих волка гонят.

Два подпаска с боков ловят.

Сам я бегу впереди,

Осёл серый позади.

Когда чабаны скрылись из виду, девушка обратилась к табунщику:

— Что ж ты, голубок мой дорогой, даже не поздороваешься?

— Моё имя Шандор Дечи, — хмуро буркнул табунщик.

— Очень приятно, ваша светлость. Виновата и прошу простить, если я вас обидела. Не угодно ли пожаловать в корчму?

— Спасибо. Мне и здесь хорошо.

— Там бы вы нашли достойную вашего чина компанию.

— Знаю. Вижу по лошади. Он сам выйдет ко мне.

— Что прикажете? Вина? Красного? Белого?

— Я не пью вина. Подайте мне пива в бутылке.

Пивом в запечатанной бутылке отравить невозможно: оно выльется, если вытащить пробку. Девушка поняла намёк, но не подала виду, как ей горько. Вскоре она возвратилась с бутылкой пива и поставила её перед парнем.

Табунщик надменно бросил ей:

— Что, я портновский подмастерье, что ли? Почему мне подают одну бутылку?

— Ну хорошо, хорошо! Только не сердитесь, ваша милость. Я мигом принесу ещё.

Немного погодя она принесла целых шесть бутылок.

— Вот теперь всё в порядке.

— Откупорить?

— Спасибо. Я и сам умею.

С этими словами он взял одну из бутылок и ударил горлышком о край стола так, что оно отлетело в сторону; потом вылил пенящееся пиво в большую кружку. В таких случаях пиво обходится дороже, потому что нужно платить и за разбитую бутылку, но, как говорится, у кого имеются деньги, тому и море по колено.

Обидевшись, девушка пошла к дому, вызывающе и кокетливо покачивая бёдрами. Золотые серёжки позвякивали у неё в ушах. Волосы у неё опять были не подобраны, не сколоты гребнем, а заплетены в две длинные косы, завязанные лентами. «Раз ты так, то и я так», — должна была говорить её походка.

Табунщик пил один, не спеша. Клари, проходя через веранду, напевала: «Знал бы ты, что знаю я, кого верно так люблю. Ты тогда бы так же плакал, как и я…» Вдруг песня оборвалась: девушка скрылась в доме, громко захлопнув за собой дверь. Когда она снова вышла, на столе перед табунщиком стояли уже три пустые бутылки с отбитыми горлышками. Она взяла их и вместе с осколками стекла положила в передник. После трёх бутылок пива и у парня изменилось настроение. Он вдруг обнял девушку за талию, когда Клари стала подметать возле стола.

Девушка даже не рассердилась.

— Можно с тобой говорить по-дружески? — спросила она.

— Всегда можно было, можно и теперь. Что же ты хотела сказать?

— А ты спроси что-нибудь.

— Почему у тебя заплаканы глаза?

— Потому, что я очень счастлива. Ко мне сватается жених.

— Кто такой?

— Старый вервельдский корчмарь. Вдовец. У него денег куры не клюют.

— И ты пойдёшь за него?

— Как же мне не пойти, раз берут. А ну, пусти!

— У тебя что ни слово, то ложь.

И он выпустил её из объятий.

— Будешь ещё пить?

— А почему же не пить?

— Смотри, чтобы тебя не разморило после пива.

— Это мне как раз и надо, чтобы охладить свой пыл. А тому, другому, дай вина покрепче, пусть он разогреется, чтобы нам быть друг другу под стать.

Тому, другому, девушка, вероятно, не сказала, что здесь находится Шандор Дечи. Табунщик решил сам дать знать о себе. Он запел насмешливую песенку, которой обычно дразнят пастухов. У Шандора был красивый, сильный голос, вся Хортобадь знала его.

Я пастух из Петри.

Гурт пасу из Петри,

Мой подпасок —

На метели.

Сам же я сплю на постели.

Он придумал хорошо! Ещё не кончилась песня, а из корчмы, точно на зов, уже вышел его милость пастух. Он нёс в одной руке бутылку с красным вином, на горлышке которой был надет стакан, а в другой — дубинку. Бутылку он поставил на конце стола, напротив табунщика, а дубинку положил рядом с его дубинкой и потом уже сел за стол против Шандора. Они не подали друг другу руки, а только молча кивнули головами, остальное, мол, ясно без слов.

— Ты что, приятель, уже вернулся из поездки? — спросил табунщик.

— Опять уеду, если захочу.

— В Моравию уедешь?

— Если не раздумаю, то уеду.

Они выпили.

Немного погодя табунщик снова спросил:

— Ты что же, на сей раз не один поедешь?

— Ас кем же мне ехать?

— Я тебя научу: возьми свою родную мать.

— Да она на всю Моравию не променяет место торговки в Дебрецене.

Они выпили ещё раз.

— Так ты, значит, уже распрощался с матерью?

— Да.

— И полностью рассчитался со старшим?

— Рассчитался.

— Ты больше никому не должен?

— Странные ты вещи спрашиваешь! Я не должен даже самому попу. А впрочем, что тебе за дело?

Табунщик покачал головой и отбил горлышко ещё у одной бутылки. Он собрался налить и пастуху, но тот закрыл стакан рукой.

— Что, не хочешь отведать моего пива?

— Я помню правило: «После пива вино — всегда, после вина пиво — никогда».

Табунщик сам выпил всю бутылку до дна и вдруг начал философствовать. Это часто случается с человеком после пива.