Железо, ржавое железо - [65]

Перед уходом их напоили крепким растворимым кофе, а рядовой Форкнер из Южной Каролины пожертвовал фляжку совершенно убойного спирта, который собственноручно изготовил из картофельной шелухи. Они двинулись в путь по замерзшей колее, беспрестанно поскальзываясь и чертыхаясь. Вокруг простирались безбрежные снежные поля, ни единого деревца. День выдался безоблачный, но ветреный. Восточный ветер больно хлестал по лицу. Солнце тускло и бесполезно краснело, не давая тепла. На перекрестке, не доходя до Роггена, они наткнулись на поваленный дорожный знак, так что невозможно было определить, в какой стороне Гожув, в какой – Сквежина. В мертвой снежной пустыне злобно блеяла заблудившаяся коза. На окраине Роггена они обнаружили гараж, принадлежавший некоему, судя по надписи, Шмидту. Хозяин сбежал, в гараже остался только сломанный трактор. Затем пошли улицы с кирпичными домами под заиндевелыми черепичными крышами. Двери заперты, хозяева бежали. Навстречу им, дружелюбно махая хвостом, затрусил лохматый пегий пес. Извини, приятель, нечем тебя угостить. Городок обезлюдел. На главной улице с магазинчиками тротуар был очищен от снега и посыпан песком. В мясной лавке «Бюргер» мяса сегодня не продавали, в булочной «Зальбёль» не завалялось пи крошки хлеба. В витрине магазина детских игрушек «Шпильцойг» красовались восковые куклы и фигурки солдат СС со вскинутой в нацистском приветствии рукой. Своих детей фрицы любят баловать, чего не скажешь про чужих.

– Даже поживиться нечем, – заключил сержант Кобб.

Дэну не давала покоя мысль о карпах в городском пруду. Наверно, их разводили там еще во времена Тридцатилетней войны. Он сообщил лейтенанту Свенсону, что немецкие охранники, сопровождавшие его на рыбалку, рассказывали о небольшом монастыре за прудом. Монахи, в основном поляки, давно оттуда сбежали, и в монастыре устроили военный склад.

– Вон ту церквушку, что виднеется, немцы называют кирхой Святого Бенедикта, и монахи принадлежали к ордену бенедиктинцев, ну знаете, еще ликер такой есть «Бенедиктин», сладкий и крепкий, с какими-

то травами, попробуйте как-нибудь, если денег не жалко.

– Скла-ад, – протянул сержант Кобб, – да вряд ли там жратва осталась.

Капрал Шварц, отличавшийся острым слухом, вдруг услышал кудахтанье.

– Наверно, птичник поблизости, – сообщил он командиру. Кудахтанье доносилось из узкого проулка, на одном доме было написано «Kurzwarenhandlung»,[52] черт его знает, что это значит, на другом висела вывеска «Zahntechniker».[53]

– Это, наверно, зубной техник, – сказал капрал Шварц, оскалив для убедительности зубы.

В конце проулка позади небольшого дома они обнаружили курятник, а в нем – пять кур и одного красного петуха.

– Ну, этих мы сами съедим, если вы не против, сэр, – сказал сержант Кобб, обращаясь к старшему. – Кто-нибудь может свернуть им головы?

Капрал Шварц сказал, что привык резать птицу кошерно, перерезая горло, чтоб вся кровь вытекла. А лейтенант Свенсон предложил сначала проверить, что находится в здании с надписью «Kriegsvorräte».[54]

– Верно, – согласился сержант Кобб и повернулся к Дэну и рядовому Шоукроссу: – Разведайте, ребята, что там в этом обезьяннике.

Рядовой Шоукросс настаивал, чтобы все сначала зашли в церковь. Дэн с удивлением наблюдал, как он, войдя, сунул пальцы в сухую купель, стоявшую у дверей, и перекрестился. Католик, значит. Следуя за Шоукроссом, Дэн видел, как тот собирался преклонить колени, но вдруг обнаружил, что алтарь совершенно пуст и похож на мясницкую колоду. На белых стенах, там, где прежде были лики святых, зияли темные прямоугольники. Нетронутым остался только витраж над алтарем с изображением плешивого монаха, двуперстием благословлявшего каждого входящего. Вся церквушка была чисто выбелена, только колонны с позолотой. Шоукросс направился в ризницу.

– Небось там ящики с вином для причастия. А может, и настоящая огненная вода, что монахи гнали.

Но в ризнице лишь суетилось семейство мышей, доедая хлебные крошки.

– Тоже Божья тварь, – умилился Шоукросс. – Жизнь продолжается, несмотря на войну и запустение.

Он еще раз окинул церковь наметанным глазом. Слева от алтаря, под хорами (органа в церкви не было, значит, здесь звучали григорианские песнопения) они заметили сводчатую дверь.

– Это ход на колокольню. Давай поднимемся, может, увидим оттуда наших непредсказуемых, грубых, но славных союзников. И если колокола не переплавили на пушки, я просто обязан в них зазвонить. У меня аж ладони чешутся. В детстве я воспитывался в братстве Святого Ботольфа. Может, слыхал? В большие колокола звонил, но и этой церквушкой не побрезгую.

Он толкнул незапертую дверь и пошел наверх по винтовой лестнице, за многие века истертой ногами звонарей. Наверху они обнаружили слегка покачивавшийся на ветру бронзовый колокол доброго немецкого литья. Шоукросс нетерпеливо ухватился за канат и, собрав силы, ударил в колокол. Счастье затуманило его прикрытые очками глаза. Гармония чистого звука манила, звала назад покинувших город людей, но – напрасно. Дэн поглядел вниз. По переулку бежал сержант Кобб, за ним, размахивая курами со свернутыми головами, – остальные. А потом он увидел русских.