Железный мустанг - [11]
— Боже всемогущий!
Перед ним на глубине восьми тысяч миль простиралась долина. По крайней мере, так ему казалось. Вниз вел зигзагообразный спуск с четырьмя поворотами налево и тремя направо, после чего рельсы выходили на длинную плавную излучину.
Слокум сразу же почувствовал усилившееся давление задних тормозов на железный круг, зажатый между его кулаками. Опустившись на одно колено, он уперся другим в вертикальный шток. Он дергал изо всех сил за колесо, чувствуя, как усилие передается на плечи и спину. Он поворачивал колесо все резче и резче, до тех пор, пока цепь не начала скрипеть, а из-под колес не вырвался целый сноп искр. Ковбой согнулся, выкручивая колесо, так что стало казаться, что он вырвет железное основание крепления. Но все его усилия никак не передавались вниз, на тормозные колодки. Поезд начал набирать скорость, поднялся ветер, его завывания становились все выше и выше. Они стали спускаться вниз, волоча за собой пышный шлейф из дыма, насыщенного искрами, золой и сажей.
— Держи проклятую цепь! — отчаянно кричал Ханикатт. — Крепче! Крепче!
— Я не могу крепче! Вся эта чертова махина рухнет! — взвыл Слокум.
Ханикатт, стоявший против ветра, не расслышал ни слова. Постепенно его лицо исказила маска ужаса — его осенила мысль, что слабак, который не может удержать последний вагон, может упустить поезд и обречь его на верную гибель.
— Сло… кум!
— Заткнись ты, пьяный сукин сын! Я делаю, твою мать, все, что могу!
— Сло… кум!
— Так тебя перетак вместе с твоей семьей! — грубо прошептал Слокум самому себе.
Сжав зубы, он вцепился в колесо так, что костяшки едва не отлетели от пальцев, а кисти задергались, как высушенные прутья. Шея и лицо налились кровью, побагровев от напряжения. Ковбой ругался так, как никогда раньше.
Зеленые лесные участки, ущелья, обнажения пород пролетали внизу. Линия, по которой они двигались, вилась, как лента, небрежно размотанная с катушки. При скорости миля в минуту их неожиданно швырнуло к горе, к тому же они вышли на первое закругление — рельсы опасно прижимались к склону и развертывались в серпантин. Отличная возможность, подумал Слокум, чтобы весь этот чертов состав слетел с рельсов, отскочил от поверхности склона и вдребезги разбился о скалы, как жемчужная нитка от удара о каменную стену.
Но колодки уже начали схватывать. Сила Слокума вместе с напряжением Ханикатта позволили замедлить поезд, как по волшебству, завели его на закругление и провели по нему. При движении под этим рискованным углом Слокуму казалось, что из-под ног у него уходит весь мир, а вагон, на котором он стоит, летит по воздуху и завершит поворот раньше, чем сможет снова оказаться в колее.
Так произошло, что Джон Слокум первый и последний раз столкнулся с искусством торможения в горной местности. Часом позже он приветствовал сменщика, передал тому колесо, устало спустился вниз в багажный вагон и уснул на мешках с почтой.
Барлоу наметил дополнительные меры безопасности, связанные с его грандиозным планом бегства. Слокум предположил, что на пути из Боннер-Каунти в Новый Орлеан на рельсах могут быть устроены завалы — в шестнадцати разных точках. В ответ на это большой человек заметил, что Слокум, похоже, незнаком с важнейшей особенностью западных железных дорог. В отличие от восточных штатов, система железных дорог на Западе не была никакой системой.
— Разные линии независимы и, как женщины,-чертовски ревнуют друг друга.
— Мне приходится согласиться, — подтвердил И. В. — Редко увидишь такую несговорчивость, как у «Юнион» и «Сэнтрал Пасифик».
— Это относится и ко всем остальным. Вообще, как только мы перейдем на линию Орегонской дороги, мы будем в безопасности. Ни одна линия не станет себя утруждать поисками состава, принадлежащего чужой компании.
Под предлогом поисков отсутствовавшей «серебряной клипсы», принадлежащей И. В., Слокум со своими ребятами распотрошили все мыслимые тайники в каждом вагоне. Но попытка розыска дорогого пояса, принадлежавшего Форду Сирлзу, ничего не дала. Тем временем «Железный мустанг» — так Барлоу окрестил «Болдвин-881» — безо всяких происшествий и задержек продолжал свой путь через Спокейн и вдоль границы штатов Вашингтон и Орегон в удаленный Портланд.
Вскоре после полуночи они пристроились в хвост другому пассажирскому поезду, проследовали за ним из города, перешли с ветки «Норзен Пасифик» на Орегонскую дорогу и на линию компании «Нэвигэйшн». Переход на другую ветку произошел безупречно — с той же точностью, по словам Барлоу, что и «перемена тональности в „Вальсе прерий"“. В шестидесяти милях восточнее Портланда неподалеку от городка Сэкет-Спрингз он приказал машинисту перейти на запасной путь и переждать светлый день. При этом он предупредил своих налетчиков, чтобы они подготовились к рейду ближайшей ночью. По его сигналу все собрались в багажном вагоне.
— Клемент, — обратился Барлоу к тощему субъекту с бегающими глазами, постоянно шмыгающему носом, — ты с братишкой, Диллард Сайкс и Стинк Бой поедете и приведете лошадей. Не меньше двух дюжин.
— Рэйли, ты что, шутишь? Куда мы их денем? — спросил первый помощник Барлоу, техасец по фамилии Бестер.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.