Железный герцог - [22]
Андош Жюно – человек смелый и решительный, беззаветно преданный Наполеону. Однако способностей довольно средних, и как политик, и как военный. Впрочем, во время первого вторжения никаких особых талантов от командующего и не требовалось. 12 ноября 1807 корпус Жюно двинулся к Лиссабону. При этом французы заключили договор с Испанией, которая не только разрешала солдатам Жюно пройти через испанскую территорию, но и выделяла в помощь французам свои войска. Фактически управлявший страной Годой полагал, что тем самым он заслужит благодарность Наполеона, и сильно заблуждался.
Жюно шел к столице Португалии, практически не встречая сопротивления. Принц Жуан решил угодить французам и внезапно объявил войну… англичанам. Даже несколько пленных захватил! Англичане тут же отправили эскадру к берегам Португалии. Жуан метался и в конце концов согласился на предложение англичан – эвакуироваться в Бразилию, португальскую колонию.
…Утром 27 ноября королевская семья и многочисленная свита начали погружаться на корабли. Погода была плохая, дул сильный ветер, отплыть смогли только 29-го. На палубе самая решительная из всех членов королевской династии, принцесса Карлотта Жоакина, трясла руками и посылала проклятия в адрес французов. В тот же день на окраинах Лиссабона появились передовые патрули Жюно. Вскоре Лиссабон был взят. Легко, практически без единого выстрела. Началась оккупация, а дальше Наполеон стал посылать в Португалию всё новые и новые подкрепления.
Шли они через Испанию, и все почему-то здесь задерживались. Наполеон уже вел большую игру. Острые разногласия в королевской семье – прежде всего, конфликт между Годоем и наследным принцем Фердинандом – заинтересовали его. Император вообще с изумлением смотрел на то, что происходило в Мадриде. Почему-то принято считать, что он якобы только и ждал повода, чтобы вмешаться в испанские дела.
Не всё так просто. Полагаю, что если бы один из троих – король, Годой или Фердинанд – показался бы ему походящим человеком, Наполеон, скорее всего, поступил бы по-другому. Но эти люди?! Фердинанд поднял мятеж, Годой арестовал сына короля, король поддержал своего фаворита… Сумасбродные, способные на любую дикую выходку! Как можно им доверять, если их презирает собственный народ?
Так рассуждал Наполеон и по-своему был прав. Он не учел только одного. Испанцы могут не любить своего монарха, но они – нация гордая. Вмешательства иностранцев они не потерпят. Вникать в тонкости национального характера император не стал. Решил просто воспользоваться ситуацией. Сделал, как сделал. Потом назвал случившееся ошибкой.
Мы не будем подробно останавливаться на событиях, которые произошли в Испании до прибытия на полуостров англичан. Неожиданная «храбрость» Годоя, его свержение, отречение Карла IV и воцарение Фердинанда, вступление Мюрата в Мадрид… Все это спрессовано в какую-то пару месяцев, порой депеши ещё не успели дойти до Парижа, а в Испании уже всё поменялось.
Проследим только за действиями Наполеона. К нему по очереди обращаются за помощью все главные действующие лица испанской драмы. По идее он может выбрать ставленника. Он действительно рассматривает разные варианты.
В Испанию в качестве главнокомандующего всеми вооруженными силами Франции отправлен маршал Мюрат. Разве император не в курсе, что дипломат из Мюрата никакой? А может, он не знал, что его зять не слишком умен и хорошо умеет только одно – воевать? Зачем он направил его туда, где полыхнуть может в любой момент? Мюрат ведь тушить пожар будет не водой, а кровью. Всё император знал.
На Святой Елене он скажет: «Признаюсь, я весьма грубо провернул это дело. Безнравственность предстала слишком глубокой, несправедливость слишком циничной. Вся затея – ужасно подлой, поскольку в итоге я проиграл».
Вот настоящий Наполеон. «Подлая» потому, что он проиграл. Выиграл бы – говорили другое. «Грубо» – слово подходящее. Пусть будет грубо.
В какой-то момент он действительно решил: «А зачем мне нужны “тонкие игры”? С людьми, готовыми предать друг друга при первой возможности?» Он пригласил членов испанской королевской семьи на встречу в Байонну и, возможно, даже хотел договариваться, а потом подумал: «Нет, только не с ними».
2 мая 1808 в Мадриде начался антифранцузский мятеж – Мюрат потопил его в крови. Точка невозврата пройдена. Наполеон в Байонне заставил отказаться от претензий на трон всех, 6 июля возвел на престол своего брата Жозефа.
Когда Жозеф прибудет в Испанию, страна уже будет объята пламенем народной войны. Именно народной. С подобным Наполеон столкнется впервые, вот его роковая ошибка. Здесь никто не будет приглашать его к решающему сражению, по правилам здесь воевать вообще не будут.
Англичане понаблюдали за происходящим и поняли – пора. Пока их «пора» было ещё очень скромным. Правительство продолжало пребывать в плену иллюзий, которые историк К. Барнетт остроумно назвал «мифом голубой воды». Смысл их стратегии прост, Барнетт объяснил его в нескольких фразах: «Небольшие отряды британских войск, действуя на ограниченном театре военных действий… при поддержке мощного флота будут иметь успех».
Ватерлоо… Последняя битва Наполеона, самое знаменитое в мировой истории сражение. Двести лет прошло, а историки до сих пор спорят обо всем, кроме результата. Оправдывают одних, безжалостно критикуют других. Иначе, наверное, и быть не может, ведь Ватерлоо – это «битва ошибок». Вся кампания 1815 года уместилась в четыре дня, а промахов и ошибок на счету всех ее главных участников хватило бы на несколько войн. Почему так произошло? Не будем строго судить «людей Ватерлоо», просто попытаемся их понять…
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.