Железный демон - [10]

Его колдовство держало их в узде. Потом их жрец, странный мрачный человек, худой и долговязый, чье происхождение было неизвестно никому, исчез в пустыне, а когда вернулся, то принес с собой нож, сделанный из неземного материала. Он был выкован из вещества метеорита, прочертившего когда-то небо, подобно пылающей стреле, и упавшего далеко в долине. Рабы восстали и своими ножами-серпами перерезали дагонов, как овец. Против ножа из космического вещества чары Косатраля были бессильны. Пока на затянутых красным дымом улицах бушевала резня, самый мрачный акт этой жуткой драмы разыгрывался в таинственном куполе за большим залом с пестрыми, как змеиная шкура, стенами и медным троном на помосте.

Из этого купольного помещения жрец Юэтши вышел один. Он не стал убивать своего врага, так как хотел с помощью угроз освобождения чудовища удерживать своих бунтующих подданных в повиновении. Он оставил Косатраля лежать на золотом возвышении с магическим ножом поперек груди, который удерживал его в бессознательном состоянии до поры до времени, а может, до конца света.

Прошли годы, и жрец умер, башни опустевшего Дагона обвалились, сказания стали непонятными, а число Юэтши сократилось, благодаря чуме, моровой язве, голоду, стихийным бедствиям и войнам. Рассеянные остатки этого народа доживали в нищете и убожестве вдоль побережья.

Только пятнистый купол сопротивлялся разрушительному действию времени, до тех пор пока случайный разряд молнии и любопытство рыбака, поднявшего волшебный нож с груди божества, не прервали его сон. Косатраль Кель ожил и снова набрал силу и могущество. Ему было приятно восстановить город в том виде, в каком он был до разорения. С помощью черной магии он поднял башни из пыли забытых тысячелетий, а людей, которые были прахом уже вечность, заставил снова вернуться в жизнь.

Но народ, который испытал смерть, мог жить только отчасти. В темных закоулках их душ и сознания смерть сохранялась непобежденной. К ночи люди Дагона двигались, любили, ненавидели, пировали и вспоминали падение Дагона и бойню, которой они подверглись, только как смутный сон; они двигались в колдовском иллюзорном тумане, ощущая неестественность своего существования, но не пытаясь даже понять причину этого. С приходом дня они впадали в глубокий сон, с тем чтобы встать снова только к ночи, которая была сродни смерти.

Все это пронеслось ужасающими видениями перед внутренним взором Конана, пока он скорчившись сидел у драпированной стены. Киммериец почти тронулся рассудком. Всякая уверенность и здравомыслие были сметены, осталось только ощущение призрачной мрачной вселенной, которой постепенно овладевали загадочные, укутанные в покрывала фигуры, символизирующие некие скрытые силы, вызывающие суеверный страх. Сквозь колокольный гул вещающего гласа, который благовестил триумф над предписанными свыше законами несущей разум планеты, до слуха Конана донесся человеческий крик. Его сознание вернулось из полета сквозь сферы безумия. Это были женские истерические рыдания.

Непроизвольно Конан вскочил на ноги.

6

Джихангир Аджа ждал со все возрастающим нетерпением в своей лодке в гуще камыша. Уже прошло больше часа, а Конан не возвращался. Несомненно, он все еще обшаривал остров в поисках девушки, которая, как он думал, была спрятана здесь. Но тут в голову Аджи пришло другое соображение. Что если гетман оставил своих приспешников где-то поблизости, и они, заподозрив неладное, прибудут, чтобы выяснить причину его долгого отсутствия? Джихангир отдал команду гребцам, и длинная лодка выплыла из камыша и заскользила к выбитым в скале ступеням.

Оставив полдюжины человек в лодке, он взял с собой остальных — десять мощных лучников Хоарезма, в остроконечных шлемах и тигровых шкурах. Как охотники, подкарауливающие отступление льва, они рассыпались под деревьями со стрелами наизготове и натянутыми тетивами. Тишина царила над лесом, только большая зеленая птица, скорее всего попугай, сделала круг над головами, резко разрезая воздух широкими крыльями, и поспешно скрылась за деревьями. Внезапным жестом Джихангир остановил свой отряд, и они уставились, не веря своим глазам, на башни, показавшиеся впереди среди зелени.

— Тарим! — пробормотал Джихангир. — Пираты отстроили руины! Несомненно Конан здесь. Мы должны исследовать их. Укрепленный город так близко от континента! Пошли!

Со вновь обострившейся осторожностью они стали пробираться между деревьями. Роли переменились — из преследователей и охотников они превратились в шпионов.

И пока они крались по трудно проходимой чащобе, человек, которого они искали, находился к смерти гораздо ближе, чем если бы был под прицелом заостренных стрел…

До сознания Конана дошло, что гудящий, как колокол, голос за стеной смолк, и дрожь пробежала по его телу. Он стоял неподвижно, как статуя, со взглядом, застывшим на занавешенной двери, через которую, как он знал, сейчас должно было появиться самое ужасное.

В помещении было сумрачно и туманно, и волосы Конана стали вставать дыбом по мере того, как он вглядывался. Из полумрака неотвратимо, как сам рок, перед ним вырастали голова и гигантские плечи. Звуков шагов не было слышно, но темная махина вырисовывалась все явственнее, пока Конан не различил мужскую фигуру. На человеке были сандалии, юбка и широкий шагреневый пояс. Его ровно подстриженные до плеч волосы были схвачены золотым обручем. Конан не мог оторвать глаз от фантастического размаха этих чудовищных плеч, необъятной ширины выпяченной груди, бугров, валов и узлов мускулов, покрывающих весь его торс и конечности. Лицо его было жестким, без тени милосердия или сострадания. Глаза представляли шары темного огня. И Конан знал, что перед ним стоял Косатраль Кель, пришедший из бездны бог Дагонии.