Железный человек - [39]

Третья дверь. Она вела в спальню. Окно выходило в сад, на высокую каменную стену, и его можно было задёрнуть тяжёлым занавесом из толстого бархата. Слабого света ночника должно хватить.

Одна дверца платяного шкафа стояла широко раскрытой, другая лишь притворена, и пуловеры, платья и брюки валялись на смятой постели. Тёмные, помеченные старой пылью полосы указывали, где лежал маленький чемодан, который перед тем хранился предположительно на шкафу. И здесь во всём была видна лихорадочная спешка, как будто за Бриджит кто-то гнался. Кто-то, кого она знала и боялась.

Я дотронулся до её платья, оставшегося висеть на плечиках. В этом платье я видел её в прошлую субботу, направляясь к доктору О'Ши. Оно было из тёмно-зелёного бархата, украшенное изящной вышивкой и по краям отделанное жёлтой оторочкой. На вешалке оно казалось старомодным и вульгарным, но на ней оно выглядело неотразимо. Я провёл рукой вдоль рукава, ощутил мягкую ткань. Платье ещё пахло ею, казалось мне. Весь шкаф источал её аромат.

За дверью стоял комод, на нём стопками громоздились журналы, поверх которых ещё стояли корзинки с вязаньем, загораживая зеркало. На стене над комодом висели многочисленные фотографии в рамках, частью зернисто-коричневые, старинные портреты старинных людей, частью выгоревшие, плохо сделанные снимки из недавних времён, – все они группировались вокруг большого цветного снимка в белоснежной раме: свадебной фотографии. На ней была Бриджит в подвенечном платье, а в качестве жениха – тот мужчина с секретера на первом этаже.

Внизу висело ещё одно фото её мужа – в чёрной рамке, с траурной лентой поперёк уголка. Этот снимок казался официальным, мужчина был на нём серьёзным, почти скованным. Итак, он мёртв. Что хотя бы объясняло, почему Бриджит всегда одна.

Мой взгляд упал на начатое вязанье из белой шерсти в одной из корзиночек. Маленькие незаконченные ползунки, как я обнаружил, когда поднял их. Только теперь я заметил, что Бриджит на свадебной фотографии была уже беременна. Я смотрел на ползунки, – у них была не довязана спинка, – и почувствовал, что этот крошечный предмет одежды пытается рассказать мне какую-то историю, которую я не понял. Бриджит была беременна – где же ребёнок?

Я положил незавершённое рукоделие назад и решил уходить. То, что я делал, не имело смысла. И вообще я разнюхивал жизнь этой женщины без всякого на то права, позорным образом воспользовавшись для этого бедой.

Я перегнулся через кровать, чтобы выключить ночник. От простыней поднимался запах женственности, неожиданный и интенсивный. Я выпрямился и замер, дрожа в темноте, не в силах шевельнуться. Я не видел темноты, я видел лица. Лица, которые я, как мне казалось, забыл. Ничто не способно вызвать воспоминания с такой силой, как запахи.

Мужчины, которые сделали из меня то, что я теперь есть… не знаю, что их побудило оснастить меня – и только меня, это не было частью проекта – одним особенным имплантатом. Под конец у нас там уже каждый делал что хотел. Возможно, они хотели сделать для меня напоследок что-то хорошее. Возможно, во время операции они потешались, обмениваясь грязными шутками, и хлопали себя по ляжкам, надрываясь от смеха. И от зависти.

Благодаря этому экспериментальному имплантату я был единственным мужчиной в истории человечества, который обладал полным контролем над своим половым органом. Независимо от настроения или физического состояния мне достаточно было только запустить один из своих бионических выключателей, чтобы добиться эрекции, такой прочной и такой продолжительной, какую я пожелаю. Хоть на несколько часов, если захочу.

Но они, кажется, забыли по недомыслию, что я вешу 142 кг и силён как экскаватор и что в момент оргазма контроль над всем этим теряется. Женщине, которая была бы со мной в тот момент, могла грозить смертельная опасность.

И пусть я обладаю способностью, которой могли бы позавидовать все мужчины, но мне ещё ни разу не пришлось воспользоваться ею.

10

Но самые большие потери времени жизни влечёт за собой откладывание на потом. Пропускаешь текущий день и тем самым крадёшь у себя настоящее время, потому что полагаешься на будущее. Самое большое препятствие жизни – ожидание, направленное на следующий день. Из-за него ты теряешь день сегодняшний.

Сенека. О краткости жизни

На следующее утро у моей двери раздался звонок. Я проснулся, наморщил лоб и посмотрел на потолок, спрашивая себя, кому это я понадобился. Но не успел я придумать, как позвонили снова, на сей раз уже дольше и настойчивее, и кто-то крикнул:

– Мистер Фицджеральд?

Голос показался мне смутно знакомым, хотя в эту минуту я и не мог припомнить, кому он принадлежит. Я вывалился из кровати и выдернул халат из-под кучи грязного белья. Один рукав был вывернут внутрь, и пока я его вытаскивал, в дверь начали ломиться.

– Полиция! Откройте!

Теперь я узнал и голос. Сержант, который допрашивал нас после смерти Гарольда Ицуми. Райт или вроде того. Я крикнул:

– Да-да, – шумно двинулся к двери и открыл.

Это был он. В пальто, таком же сером, как и его волосы, он стоял, нагнувшись вперёд, и изучал табличку около моего звонка. Позади него ждали двое мрачного вида полицейских в униформе и машина, водителю которой пришлось постараться, чтобы те сто метров от последнего места на нашей улице, где машина ещё могла развернуться, проехать до моего дома задним ходом.