Железные желуди - [2]

- Дожил до того, что скоро копыта откинет, а ума ни на грош, - злобно выдохнул Далибор, все еще вспоминая дерзкого калеку.

- О чем ты, Глеб? - не поняла мать.

- Там, у замковой стены, лежит приблудный калека, - усталым голосом ответил Далибор. - Мерзкий, грязный... Мухи со всего Новогородка слетелись на него, как на па­даль.

- Так у него же, по-моему, одно копыто, а не два, - живо отозвался Некрас, младший брат Далибора, и язвительно, как показалось старшему, рассмеялся. "Уже побывал там, видел",- смекнул Далибор, поглядев в темно-ореховые глаза красавчика-брата. Себя Далибор считал некрасивым (вот ему бы братово имя!) и прежде из-за этого нимало не огорчался, однако на восемнадцатом солнцевороте жизни с досадой начал понимать, что в мужчине женщина ищет не только силу, богатство, знатность, но и красоту лица. На что уж мать явно делает ставку на него, Далибора-Глеба, но и она больше привечает миловидного Некраса, в крещении Никодима. Трудно жить на белом свете, ощущая, что род­ные и близкие любят тебя не в полную силу души и сердца. Они скрывают это, осыпают тебя поцелуями, но нет-нет да и проскользнет во взгляде внезапный холодок, - так в за­тишье теплого майского леса рядом с яркими веселыми цветами увидишь, бывает, резкий скол не растаявшего льда. Слышал же Далибор, как мать, гневаясь, сказала о нем: "Косоура этот..." Он и впрямь, когда злится, когда что-то ему не по душе, упрямо склоняет лобастую голову, косит голубым глазом из-под широкой косматой брови.

- Глеб, Никодим, - встревожилась княгиня, - о каком калеке вы говорите?

- Да лежит там бедолага подле стены, с единственной руки грязь слизывает, - беззаботно сказал Некрас. Его светло-русые длинные волосы на концах слегка завивались, отливали темным золотом.

- Зачем же такого пустили в детинец? ~ озабоченно спросила княгиня. Она, как с самых своих малых лет помнил Далибор, не выносила вида ратных людских увечий, вида крови, Как-то призналась сыновьям, что маленькой девочкой в ночной опочивальне, когда жила еще в Менске, увидела - вот уж страх Божий! ~ Мавку. У нее было красивое белое лицо, но вовсе не было спины. Мавка склонилась над маленькой княжной, поцеловала холодными губами и повернулась уходить. Тут-то и увидела омертвевшая княж­на все ее внутренности, со всеми потрохами увидела: как упруго сжимается и разжимается сердце, как вздымаются и опадают легкие, как трепещут иссиня-красные жилы... С тех пор она пуглива, как осиновый лист, что вздрагивает даже от посвиста птицы.

- Пошли, мамуля, взглянем на него, - широко улыбаясь, предложил Некрас. Княгиня потемнела лицом, с некой бо­лью и жалостью посмотрела на младшего сына, жестко сжала губы.

- Не пойду, - ответила, помолчав. - Надо, чтобы добрые люди занялись им, накормили, напоили. Прикажи челядникам, Глебушка, - обернулась к Далибору.

- Добрые люди у нас перевелись, видимо, мыши поели, - выкрикнул между тем Некрас и, сбежав по галерее, поспе­шил к городской стене, где росла, увеличивалась толпа. Далибор пошел за братом. Княгиня смотрела, как яркое июньское солнце льет жгучие лучи на головы ее сыновей ~ черноволосую и светловолосую, послала крестное знамение им вслед.

Волосачу уже принесли корчажку с холодной водой, вдовая Марфа разостлала на земле белую скатерку, поло­жила на нее хлеб, печеное мясо. Волосач жадно ел, пил воду и, похоже, чувствовал себя вполне счастливым.

- Видно, разбогател ты в чужих землях? - сидя на кор­точках подле Волосача, не то просто интересовался, не то глумился медник Бачила.

- Э-э, какое богатство у калики перехожей? - с хрустом вонзая зубы в свиное мясо, отвечал Волосач. - По моим на­рядам вошь свое потомство водит. Хошь, с тобой поде­люсь?

Он протянул руку к своей загорелой неприкрытой груди. Медник, как ужаленный, отшатнулся. Толпа захохотала.

Волосач, довольный собой, старательно обгрыз кость, высосал из нее мозг, свистнул собакам. Те покатились ку­барем - только пыль пошла.

- Негоже есть мозги убогой твари - сам таким же ста­нешь, - решительно пробившись сквозь толпу, сказал Во­лосачу Некрас.

- A-а, княжичи! - воскликнул калека. Казалось, что он рад их появлению. Вытер сухим кулаком губы, потом рас­топыренной пятерней принялся скрести грудь. Далеко не каждый осмелися бы делать подобное в присутствии высо­ких особ. Некрас брезгливо поморщился, шмыгнул носом, сказал:

- Болотом смердишь... Мы в Новогородке не любим та­ких. Надо бы приказать, чтоб нарезали свежей лозы, спус­тили тебе портки и всыпали хорошенько. Не возражаешь?

- Воля ваша. Не тому, кто беззащитен и наг, вставать против силы оружия, - усмехнулся в ответ Волосач. Горо­жане, притихшие с появлением княжичей, навострили уши: странные речи произносил этот приблуда, этот бывший вещун.

Но угроза осталась без последствий.

- И далеко ты ходил за Неман? - сдерживая себя, спро­сил Далибор. Он с омерзением смотрел на жирных мух, вьющихся над головой калеки.

- На слабого коня больше мух садится, - поймав его взгляд, сказал Волосач. - А ходил я далече, ой далече. Осо­бенно, когда помоложе был и при обеих ногах. Всякого по­видал. Велика земля наша, аж до моря. А за тем морем на­род-лягушатник живет. Лягушек травяных ест, как мы го­вядину.