Железные ворота - [89]

— Я, Андонис, доверился тебе… Кого только я ни спрашивал! Все готовы меня опутать, чтобы расширить свое дело. Говорят, тащи сначала деньги, а потом договоримся…

— Будь спокоен, Евтихис… Итак, до вечера? — И Андонис похлопал его по плечу. Иногда он чувствовал симпатию к этому проходимцу. Стоит попросить у него в долг, как он тотчас сует руку себе в карман. И потом — такое не часто встретишь, — Евтихис уважал его за то, что голова у него была набита разными идеями и знаниями.

— Я, Андонис, открою свое дело. С тобой в компании. Мне нужен такой человек, как ты… А уж если я свяжусь с кем-нибудь, то по-настоящему предан ему, без дураков…

— Все будет честь честью, Евтихис…

— Договорились.

Евтихис крепко пожал руку Андонису и, забрав консервы, ушел несколько взволнованный.

Евтихис показал Мэри консервные банки и потребовал, чтобы она шла с ним.

— А ну, за работу. Хватит дурака валять.

Потупившись, Мэри заворчала, что ей надоело слоняться по городу и заниматься всякими глупостями, но Евтихис пропустил ее слова мимо ушей — пусть она не думает, что может доконать его своим ворчанием. Надо пресечь все ее капризы, и немедленно.

— Ты мне нужна, — отрезал он.

Мэри надела голубое платье из блестящего шелка, в котором она щеголяла невестой, и последовала за Евтихисом. С того дня, как они поженились, он повсюду таскал ее с собой. На улице он был немногословен, лишь изредка спрашивал: «О чем ты думаешь?» Мэри не отвечала, а он злился. Мэри тоже начинала сердиться из-за того, что он с ней совсем не разговаривает, словно она его чем-нибудь обидела. «Самое главное — правильно выбрать путь на крутом жизненном повороте», — сказал он ей однажды, возмущенный тем, что она со своим куцым умишком даже не подозревает о его тяжелых сомнениях.

Первое время каждое утро они ходили завтракать в молочную, потому что дома у них не было даже кофейника. В молочной Мэри сидела в отглаженном голубом платье с бантами и держала вилку в двух пальчиках, чтобы производить впечатление особы деликатной и хорошо воспитанной. Не посоветовавшись с ней, Евтихис заказывал тосты, масло и мед, потом спрашивал, не хочет ли она какао, нравятся ли ей рожки; хлопая в ладоши, он то и дело требовал у официанта воды, чистый нож — свой, мол, он уронил на пол, когда передавал жене блюдечко с медом. Для того чтобы вмещалось побольше посетителей, в этих молочных ставили маленькие столики с круглыми мраморными досками величиной с противень. Кокетливые бантики, ярко накрашенные ногти и растерянное лицо Мэри производили довольно жалкое впечатление. Возможно, все новобрачные такие — растерянные и неловкие. Мэри улыбалась и смотрела на себя в большое зеркало на противоположной стене. Вид у нее был такой, словно она с луны свалилась. Евтихис искоса наблюдал за ней, ему не терпелось узнать поближе девушку, которую он избрал среди тысяч других и которая проведет с ним всю жизнь. Он угощал ее сладким. Может, заказать пирожное? Нравится тебе шоколад или лучше крем? Он пытался узнать ее вкусы, хотя бы в еде. Мэри молчала. В ответ Евтихис получал лишь кривую улыбку. Но он прощал ей, потому что в первые дни супружеской жизни некоторое смущение вполне естественно. А он разве не чувствовал растерянности? Порой ему казалось, что мир перевернулся, и он недоумевал, почему люди отсчитывают дни не с вечера пятницы, как это делал он. Евтихис наблюдал, как ест Мэри, как вытирает рот, как пьет воду. Все это были для него новые явления, которые он должен был изучить.

Вместе с Мэри Евтихис наведывался к своим знакомым, интересовался, как идут у них дела, справлялся о том, о сем. Потом на улице он спрашивал Мэри, нравятся ли ей игрушки из пластмассы, кто, по ее мнению, больше внушает доверие — Мицос или Цироглу, и тому подобное.

Но Мэри на все отвечала:

— Не знаю. Скоро мы пойдем домой?

И Евтихис перестал приставать к ней с вопросами. Они заглядывали в мастерские и магазины, отыскивали людей в кофейнях, на фабриках. От этого хождения Мэри очень уставала. В полдень они обедали в ресторане с белыми скатертями на столах. И тут Евтихис старался угодить ей. Требовал у официанта то одно, то другое. Не смотрите, что до сих пор он таскался с лотком по улицам, он, мол, человек светский: при всяком удобном случае болтает с торговцами, полицейскими, знаком с двумя адвокатами и со всеми держится уверенно, смело, как коммерсант, соблюдающий свои интересы.

— Мэри, какого цыпленка ты предпочитаешь, вареного или жареного?

Наконец-то она улыбнулась! От радости он даже захлопал в ладоши и, когда подошел официант, заказал ему почему-то салат.

На первое время хватило денег, одолженных у Тодороса; всюду Евтихис расплачивался смятыми ассигнациями достоинством в пятьдесят драхм. Официант в молочной приметил их и тотчас приносил на подносе молоко, мед, масло и рожки. Мэри жевала машинально, точно ей подавали солому. «Ничего, попривыкнет», — думал Евтихис и испытующе смотрел на жену. Но через несколько дней вместо знакомой молочной они зашли в кофейню и выпили горячего чаю из толстых стаканов. Евтихис купил у проходившего мимо мальчишки бублик и, разломив его, отдал половину Мэри.