Железные ворота - [87]
План закончен. Район весь до мельчайших подробностей знаком тебе. Но ты не можешь убежать, как в тот раз, когда ускользнул из рук эсэсовцев. Долгие годы ты скрывался, сидел взаперти. Ты постарел. «Я полагал, что могу еще потерпеть и подождать. И это, кажется, одна из главных моих ошибок».
Он изучал план. Стоит оказаться в соседнем дворе… И путь открыт. Молнией мелькнула мысль: «А если сделать подкоп?»
Он отчаянно ухватился за эту идею… Подсчитал. От четырех до пяти метров. Подземный ход до конца двора. Он пройдет под комнатой Андониса, под тем углом, где сложены консервы. «Я могу убежать! Убежать от моего страха. А там видно будет. У меня нет времени, я не могу больше ждать…» Копать-то дело несложное. Но надо вынуть около трех кубометров земли.
Статис открыл глаза. Ангелос поспешно сунул листок в карман.
— Проснулся? — в замешательстве спросил он.
Статис прижал палец к губам — молчи, мол…
— Вангелия ушла, никого нет.
— Ты позавтракал?
— Я ждал тебя, чтобы поесть вместе.
Статис потянулся, потер глаза тыльной стороной ладони и сказал, что голоден. Трудящийся человек на все имеет право.
— Статис, постриги меня, пожалуйста… Волосы у меня сильно отросли…
— Зачем? Ты собираешься уйти?
— Меня раздражает моя грива.
— А кто тебя видит?
— Как знать? Быть может, не помешает… Вчера писали, что есть надежды на некоторое ослабление…
— Ты успеешь не раз постричься и отпустить волосы, прежде чем произойдет что-нибудь подобное.
Ангелос равнодушно выслушал пророчество Статиса. Они развернули пакет с едой и принялись за завтрак. Яйца, картофель, сыр — все казалось Ангелосу очень вкусным, особенно после того, как он затратил столько сил, чтобы вычертить план побега.
— Статис, скажи, здесь поблизости строится дом? Я слышал, как скрипят краны…
— Не знаю… Кажется, строится на соседней улице… Там были какие-то развалины…
— Существует еще механическая мастерская? Что за этой стеной?
— Тебе-то не все ли равно?
— А вдруг нас слышат?
— Да, там дом…
— А дальше?
— Двор. Теперь там занимаются автогеннной сваркой… А почему ты спрашиваешь?
— Из чистого любопытства… Каждый вечер все вдруг озаряется вспышками пламени… Ты ничего не слыхал обо мне?
— Нет.
— О чем допытывалась у тебя вечером Измини?
— Все о том же. Не вижусь ли я с тобой, где ты… Но я прикидываюсь дурачком. Если начнутся свидания, хождение взад и вперед, лучше уходи отсюда.
— Ты так думаешь? Хочешь, я уйду сейчас?
— Сам решай. Тогда зачем было скрываться столько лет? — Статис громко засмеялся. — Тебе нужно проветриться. Вредно, пожалуй, сидеть все время взаперти.
— Чего ты смеешься? Думаешь, я боюсь? Я никогда не боялся. Выходил, когда нужно было. И сейчас могу, если хочешь…
— Это твое дело, — проворчал Статис. — Я просто приютил тебя. Но мне ни к чему впутываться в неприятности. Если тебе здесь не нравится, твоя квартира напротив, ступай, ежели есть охота…
— Не думай, что я боюсь…
— Я ничего не думаю, ты сам заговорил об этом. — Тон у Статиса стал строгим. — Теперь ты все будешь делать по-моему. Иначе…
— Хорошо… Ты можешь принести сюда мои книги? Мне хотелось бы почитать. Я так отстал…
— Читай газеты. Если я попрошу у Измини твои книги, она все поймет и будет приставать ко мне каждый день. Разве это годится? Помнишь, как во время оккупации ты привел меня с завязанными глазами в типографию? Три года просидел я в подвале… И когда я попросил тебя однажды разрешить мне повидаться с Элли, ты ответил «нет». Я повиновался. Пришлось… А потом я не смог ее разыскать… Ты помнишь Элли?
— Но это же совсем другое дело.
— Конечно. Но в каждом случае действуют свои законы, и с ними надо считаться. Не так ли? Ты мне тогда толковал всю ночь про порядки в типографии, и я хорошо их усвоил. Я примирился с жизнью в подполье. Примирись же и ты со своим положением. Ты совсем не помнишь Элли?.. Я даже не попрощался с ней… Между нами, конечно, ничего такого не было… Я не смог тогда даже поговорить с ней. Где она теперь? — Статис замолчал, поглощенный воспоминаниями об Элли. Потом повернулся и спросил Ангелоса напрямик: — До каких пор ты будешь сидеть так?
— Этот вопрос мучает и меня. Думаешь, мне легко? «Я должен спастись», — без конца твердил я, но теперь боюсь, что не спасся ни от чего.
— Раз ты жив…
— Но в сущности…
— А в чем сущность? — спросил Статис.
Ангелос опустил руку в карман и погладил листок с планом побега.
— Ты, Статис, доволен своей жизнью?
— Нет, но мне все равно. Я привык жить так. Последуй моему примеру — примирись и ты. Тогда оставайся… или уходи…
— Невозможно поверить, что я так и проживу свой век взаперти.
— Теперь тебе трудней, чем вначале. Если ты выйдешь на улицу и с тобой что-нибудь стрясется, значит, ты потерял напрасно столько лет… Ты должен спастись. Ты же…
— Осужденный?
— Нет, борец.
— Да, Статис, хоть ты и шутишь, — с горькой улыбкой отозвался Ангелос, — я ни на минуту не перестаю бороться.
— То есть? Что же ты делаешь?
— Пусть даже я ничего не делаю… Но каждый день у меня проходит в борьбе за то, чтобы не погибнуть, хоть я и знаю, что есть приговор.
— А какой толк?
— Ведь, если я погибну, приговор как бы будет приведен в исполнение.
«Самсон и Самсониха», «С утра до темноты», «Наша Вера Ивановна»… ранние рассказы Василия Аксенова, написанные до «Коллег», до мировой известности, вошли в эту книгу. Не публиковавшиеся полвека, собранные по страницам старых журналов и газет, они станут подарком любителю русской прозы.
Впервые в России выходит книга Генри Парланда — финского писателя и поэта, писавшего по-шведски. Необычайно одаренный молодой человек, за несколько лет творческой жизни Парланд успел издать сборник стихов, высоко оцененных современниками, написать десятки рассказов, опубликовать статьи и эссе о литературе, кино, театре, балете и, наконец, написать прославивший его роман «Вдребезги».Герой романа пытается возродить в памяти образ умершей возлюбленной, для чего обращается к ее фотографиям. Процесс воспоминания сравнивается с проявлением фотоснимков.
Юрий Гальперин, один из самых интересных русских прозаиков второй половины XX века, почти не известен в России. Три главные его вещи — «Играем блюз», «Мост через Лету» и «Русский вариант» — не могли быть опубликованы в Советской России. Широкому читателю на родине они стали доступны только в середине девяностых, однако потонули в потоке «возвращенной литературы». Это, конечно, несправедливо. По слову Андрея Битова, «Гальперин тяготеет к той культурной ветви, которая привита к стволу русской литературы Набоковым».
В сборнике повестей «Трансплантация» автор поднимает острые вопросы, волнующие общество, — любовь и предательство, законы и совесть, честь и справедливость, милосердие и жестокость…Перед вами — яркие события, необычные судьбы, неожиданные сюжетные ходы.
Нет, не распахивал трехлетний Якоб Шроттке из немецкого поволжского села Гуссарен в июне 1941 года Гитлеру ворота на Москву с востока, и совершенно несправедливо наказана была по этому страшному наговору НКВД вся поволжская республика российских немцев вместе с Аугустом Бауэром, изгнанным из родного дома и депортированным в казахскую степь в сентябре 1941 года: рыть нору рядом с семейством сусликов, чтобы пережить зиму.Много зим еще последовало после той первой, и много чего довелось пережить Аугусту Бауэру.
1979 год. В армии США формируется новое секретное подразделение. Состоящим в нем военнослужащим предстоит забыть не только обо всех традиционных способах ведения боевых действий, но даже о законах физики.Солдаты, умеющие по приказу становиться невидимыми, проходить сквозь стены, и даже — самое невероятное — убивать животных взглядом.Это не шутка и не вымысел, а реальная история таинственного Первого Земного батальона, о котором до сих пор ходит множество слухов и легенд.Первый Земной батальон возвращается… в потрясающей воображение книге, которая легла в основу сценария нового голливудского блокбастера с Джорджем Клуни, Эваном Макгрегором, Кевином Спейси и Джеффом Бриджесом в главных ролях!