Железные ворота - [86]

Он снова вспоминал свой побег из дому, словно это был самый знаменательный момент в его прошлом. Мысленно он проделал весь путь, шаг за шагом, и почувствовал радостное волнение, от которого неистово бьется сердце, когда удается избежать большой опасности. Он выбрался тогда из развалин дома, на утренней улице было прохладно, скорее даже свежо, и пустынно — закрытые ставни, серое небо, много надежд и сомнительная свобода, при ощущении которой невольно ускоряешь шаг. Но теперь важнее вырваться отсюда, чем дышать свободно. Предаваться воспоминаниям — это приятная тренировка памяти… Итак, все то же утро — через два дня после демонстрации пятого марта[7]. А потом провал в памяти. Где очутился он, перебравшись по крыше, перед тем как спрыгнуть на чужой двор? По-видимому, где-то за комнатой Статиса.

Ангелос выпустил из рук газету — она упала на пол — и, переставив стул, сел к столу, чтобы решить эту задачу. Он принялся вычерчивать на газетной бумаге свой путь. Лестница, терраса, перила, терраса соседнего дома, выходящего на другую улицу, прачечная, две виноградные лозы — повисаешь на них и прыгаешь на ограду, а оттуда на черепичную крышу. Еще раз сначала. Он взял другой лист — Статис часто оставлял на столе бумагу. На этот раз Ангелос чертил внимательно, стараясь сохранить в масштабе размеры домов. Первый чертеж он сложил и спрятал в карман. Это занятие поглотило его целиком.

Вдруг Статис перевернулся на другой бок, и Ангелос тотчас убрал лист, словно там были секретные сведения. Убедившись, что Статис спит, он мысленно отругал себя за свои страхи и опять углубился в работу. Чтобы план был полным, он вычерчивал и ближайшие дома. Изобразил свою квартиру и соседние — весь свой дом и двор, флигель и двухэтажный дом справа. Получился настоящий план! «Всегда полезно знать, где находишься».

Андонис отодвинул стул. Кончил, наверно, считать. По всей вероятности, собрался уходить. Вангелия спросила, когда он вернется. Он и сегодня сказал: кто, мол, знает, что произойдет с ним до полудня.

Опять раздался голос Вангелии:

— А ты не забыл о просьбе судьи? Он опять спрашивал меня вчера вечером. Что сказать, если он зайдет?

— Скажи, что я занимаюсь этим вопросом.

— И все? Он ждет более определенного ответа.

Андонис заговорил раздраженно:

— Судья — наивный человек. Он считает, что дело его сына в руках одного или, скажем, десяти свидетелей. Он не понял, что судьба Ангелоса зависит от общего положения, это не частный случай…

— Зачем же тогда ты пообещал ему?

Андонис пробормотал что-то, но Ангелос не расслышал.

— Но что же мне все-таки сказать, если он зайдет?

— Все, что придет тебе в голову, я не знаю…

И вот он уже с портфелем в руке поспешно пересекает двор. Он похож на испуганную косулю, которая несется к лесной чаще, чтобы спрятаться там. Улица будет для него густым лесом. «Андонис прав. Это не частный случай. Мое положение зависит не от показаний свидетелей».

Ангелос вернулся к столу и начал вычерчивать новый, более детальный план.

Вскоре пришла Измини, он узнал ее по походке. Она выглядит усталой, утратившей девичью свежесть. Она стала женщиной, которая понимает, что значит упущенное время.

В ту дождливую ночь он не решился сказать ей, что, пожалуй, лучше им больше не встречаться… Но это бы означало, что он примиряется с катастрофой, и сейчас Измини была бы еще печальней.

Он дошел до террасы соседнего дома. Чертеж постепенно пополнялся новыми деталями. Уже вырисовывалась хорошо знакомая картина. За квартирой Андониса должен находиться двор, где расположена механическая мастерская… Теперь там, кажется, автогенная сварка. А потом закоулок, выходящий на параллельную улочку. И спасение…

Статис охраняет его не так уж бдительно. При желании легко можно взять ключ у него из кармана. «Почему Статис всегда так странно смотрит на меня?»

Все встречают тебя каким-то недоуменным взглядом. Словно ты явление преходящее, временное. Наверно, ты производишь такое впечатление, а может быть, им известно еще что-нибудь? Помнишь, как на тебя смотрели сестры Орестиса, в доме около холма Ликавиттоса… Они передавали тебе еду в приоткрытую дверь и убегали. К счастью, в комнате был балкон, и когда темнело, ты не спускал глаз с прохожих и уличного фонаря на углу. Напротив находилась сапожная мастерская, а по соседству жила молодая блондинка. Каждый вечер ее провожал юноша, и они целовались у подъезда…

Никто не считался с тем, что Ангелос находился в этом доме. К сестрам Орестиса приходили друзья; они танцевали под музыку, передаваемую по радио. Однажды вечером они все вместе вышли погулять. Накрапывал дождь, и с улицы доносился их заразительный смех. Ангелос, не шевелясь, наблюдал, как капли стекали по стеклу, в желтом свете электрической лампы они были похожи на звездочки. Полторы недели провел он там. «Меня словно вычеркнули из жизни, точно у меня не было на нее прав». Потом он скитался по улицам несколько дней, пока не оказался в квартале Перистери у своего друга Ставроса, с которым вместе партизанил. «Все в порядке, — сказал ему Ставрос, — ты будешь спать в машине. — И показал Ангелосу на стоявший во дворе грузовик, прикрытый брезентом. — Никто не догадается». Действительно, дом находился в стороне, и двор был тихий. В первую ночь Ангелос закутался в тряпье и, усталый, заснул мертвым сном. Каждое утро на рассвете он пробирался в дом, состоявший всего лишь из одной комнаты. Жена Ставроса работала на фабрике в Пирее и возвращалась поздно. Хозяева оставляли Ангелосу ключ, он запирался изнутри и мог всегда, как только ему вздумается, открыть дверь. Как-то раз в воскресенье к Ставросу пришли гости. «Я вас познакомлю с моим другом Ангелосом. Парень что надо!» — сказал им Ставрос, хитро подмигнув. Гости развеселились, чокались, шутили. «Ты парень что надо, правильно сказал Ставрос!» — воскликнул один из гостей и похлопал Ангелоса по плечу. Едва стемнело, Ангелос, сославшись на дела, первым вышел из дому. И еще несколько раз собирались друзья Ставроса; казалось, они были давным-давно знакомы с Ангелосом. Однажды, когда у Ставроса был выходной день, он с женой и Ангелос ходили даже на прогулку. В ту зиму он не замечал, как убывали и удлинялись дни, и не мерз в грузовике под дождем и ветром. Но как-то в субботу вечером послышались выстрелы, и весь квартал всполошился. Женщины кричали, ребятишки плакали. По-видимому, за кем-то была погоня, потому что топот и выстрелы все приближались. «Ставрос! — пробегая мимо, крикнул перепуганный сосед. — Кто-то прячется в твоей машине, я сам видел!» Ставрос выскочил во двор. «Да что ты, это мой напарник. Мы сегодня уезжаем в другой город». Он тут же сел за руль, грузовик тронулся с места и, свернув на проселочную дорогу, где толпились люди, взволнованно обсуждая событие, в мгновение ока скрылся из виду. Отъехав на значительное расстояние, Ставрос остановился на пустыре и сказал, ликуя: «Здорово мы от них удрали!» Ангелос спрыгнул на землю. «Куда ты сегодня денешься?» — спросил Ставрос и сунул ему в карман все оказавшиеся при нем деньги. «Где-нибудь устроюсь», — неопределенно ответил Ангелос. Машина уехала, и он остался один на дороге. Он даже забыл спросить, куда завез его Ставрос. Ночь он провел в заброшенной каменоломне, которая попалась ему на пути. Он не сомкнул глаз, все смотрел на далекие яркие огни Афин, рассеянные во мраке по горизонту. «Любопытно, ведь Ставрос считал, что я вылезал потихоньку из грузовика и ходил куда-то по ночам. А я не разуверял его, напротив, даже намекал, что встречаюсь с нужными людьми. Но я ни разу носа не высунул на улицу, и стреляли вовсе не из-за меня. Сосед проходил мимо машины как раз в ту минуту, когда я приподнял край брезента, чтобы посмотреть, что происходит».