Железные ворота - [43]

6

За оградой Королевского сада деревья стоят темной стеной, рождая шорохи и источая прохладу. Проходя по улице под густыми акациями, люди прибавляют шагу, им холодно. Измини идет медленно. Тишина, бесшумные машины, дома с закрытыми ставнями, непроницаемые, чужие. За свою жизнь она научилась ждать, и если Ангелос опаздывает минут на десять, то это еще не страшно. Ветер свистит в листве, асфальт блестит, фонари освещают перекрестки. К тротуару тихо подъехал автомобиль и остановился рядом с Измини. Она испугалась, зашагала быстрей. Машина последовала за ней. Ее окликнули через окно. Дверца открылась, и чья-то рука поманила ее.

— Измини!

Это он… Она всем телом прижалась к нему. Машина тронулась. Измини крепко обняла его и стала гладить по голове, шее, груди, рукам. Его жаркое дыхание она ощущала у себя на щеке. Подняв глаза, она увидела его лицо, освещенное разноцветными огнями реклам, которые то гасли, то зажигались. Он все такой же, немного похудевший, нет, почти такой же.

— Дай мне насмотреться на тебя, пусть мои глаза насытятся…

И Измини, не выдержав, разрыдалась.

— Перестань, — прошептал он. И она тотчас перестала плакать: ведь рядом шофер.

— Ну, как ты? Главное, ты жив и здоров. — Он молчал. — Это я вижу и всегда верила в это.

Огни реклам быстро меняют цвета, и по его лицу разливается знакомая улыбка, спокойная, радостная. Теперь он такой же, как прежде. Они переглянулись, и она, улыбнувшись в ответ, склонила голову ему на грудь.

Машина ехала по улице Панэпистимиу. Ангелос сказал шоферу:

— Остановитесь здесь, возле кино.

У него все такой же голос, глубокий и проникновенный. Только чуть более резкий.

— Остановитесь здесь, — повторил он.

— Здесь? — удивилась Измини.

— Да, выходи.

Он помог ей выйти, расплатился с шофером и они оказались на тротуаре, среди людей, выходивших из кино. Измини повисла у него на руке и пыталась увлечь его в сторону, но он упорно шел навстречу толпе. Пальто у него потертое, чуть узковато ему. Темный шерстяной шарф закрывает шею и грудь. Черты лица заострились. Но это он.

— Ангелос, Ангелос…

Он не услышал, не повернулся, не взглянул на нее. Он не сводил глаза с людского потока, обрушившегося на них. Его толкали, а он устремлялся в самую глубь. Таким был он всегда, смелым и очень упрямым.

— Не тащи меня, — сказал он.

— Но, пожалуйста, отойдем немного в сторонку…

— Я хочу видеть людей.

— Но…

Ангелос рассматривает рекламы, афиши, огни, проходящих мимо женщин, фотографии в витринах. Это безумие. Измини дрожит и тащит его за собой.

— Погоди, еще чуть-чуть, — просит он.

Толпа поредела. Никто не обращал на них внимания. Какие-то молодые люди вдруг остановились перед ними. Тогда Измини, наверно, слишком сильно сжала ему руку, так как Ангелос рассердился.

— Что ты делаешь? Если ты так боишься, скажи прямо.

— Уйдем отсюда, поговорим, я нагляжусь на тебя… Столько лет…

— Ты боишься? — спросил он.

— Но тебя ведь уже оправдали? Не так ли? Почему ты молчишь?

Вскоре он сам свернул в сторону.

— Ангелос, тебя перестали преследовать? Ну, скажи!

Его резкий смех болью отозвался в сердце Измини. Стараясь сохранять спокойствие, он проговорил:

— Меня? Ничего подобного.

Он шел, сжав пальцами виски и прикрыв ладонью глаза, словно его раздражал свет реклам. Измини следовала за ним. Ангелос вернулся сегодня из дальнего путешествия, из неведомой страны, где нет солнца, а лишь мрак и страх. Но может быть, это только ее собственный страх, потому что сам он, как видно, совершенно спокоен. Как ей теперь защитить его среди этого скопища людей?

— Куда мы пойдем? — спросила она.

— Куда хочешь.

Измини остановилась перед ним, и Ангелос приложил палец ко лбу. Знакомый жест — значит, его осенила какая-то мысль.

— Хочешь, я угощу тебя сладким? Или пойдем в кино?

— Побудем где-нибудь одни, я нагляжусь на тебя, — сказала Измини.

В кондитерской они сели в уголке за колонной и долго смотрели в глаза друг другу. «Ну?» Нет, для их разговора не нужно начала. Она сжимала ему руку и хотела продлить, остановить это мгновение. Пять лет в разлуке! Она все еще ошеломлена встречей — этим огромным событием. «Я знала всегда, что ты жив и здоров. Не сомневалась ни секунды».

— Тебе еще режет глаза?

— Нет. Что ты закажешь?

Между ними мраморный столик, вокруг зеркала, многократно отражающие лица, тусклый свет ламп. Другие пары говорят тоже шепотом. За окнами, идущими по фасаду кондитерской, на необозримое пространство простирается ночной город с его непредвиденными случайностями.

Ангелос не спускает с Измини испытующего взгляда, словно хочет понять, что за человек сидит рядом с ним. Это уже не та девочка, которая цеплялась прежде за его руку и звонко смеялась. Что-то незнакомое появилось в этом дорогом похудевшем лице и в жгуче-черных глазах.

— Не гляди на меня так… Лучше скажи, тебя оправдали?

Ангелос улыбнулся. Притворившись удивленным, ответил серьезно:

— На сегодняшний вечер — да… Можно считать, что меня оправдали…

— Значит, у тебя все в порядке?

— Как видишь.

Таким же тоном разговаривал он с ней, когда она приходила к нему с тетрадью в руке и просила решить задачу. Он предлагал объяснить ей условие, чтобы она подумала сама. Но Измини принималась клянчить: «Ну, пожалуйста, что тебе стоит… Реши, а я для тебя сделаю все, что ни попросишь». Но он ничего не просил у нее, он вообще никого не хотел утруждать. «Ну так вот… Правильное условие всегда заключает в себе решение…»