Железные ворота - [139]

— Постараюсь, — сказала Измини. — Спасибо тебе.

Андонис быстро пробрался сквозь толпу и, опередив рабочую делегацию, проскользнул к Спиросу. Теперь у них установились тесные дружеские отношения. Попросив швейцара никого не пускать в кабинет, Спирос сердечно принял Андониса и даже предложил провести с ним как-нибудь вместе вечер. Затем он пообещал передать мастерской Евтихиса новые заказы, при условии, что они будут выполнены в срок.

— А мои векселя? Не думаю, чтобы ты их порвал?

— Все уладится, — успокоил его Спирос.

Их беседу прервала Клио, войдя в кабинет. Она возмущалась рабочими, которые вздумали устроить забастовку в самый неподходящий момент.

— Шантаж, всюду шантаж! — воскликнула она и потом с улыбкой обратилась к Андонису: — Если вы нам поможете, мы в них не будем так заинтересованы… Мы должны вовремя сдать продукцию. Поэтому мы прибегаем к помощи вашего приятеля… Пусть их шумят.

— Вот как! — проговорил пораженный Андонис. — Ты, Спирос, скрыл от меня это. А мне не мешало бы знать.

— Значит, если бы ты знал, ты бы отказался?

— Как тебе известно, меня это не касается. Впрочем, тут одно дело не связано с другим. Для нас производство безлично. Будь спокоен, ваш заказ будет непременно выполнен, — сказал Андонис.

Гул проникал сквозь стены, заползал в дверную щель и наполнял холодный кабинет. В коридоре ждали рабочие. Выходит, Спиросу надо было выиграть время и обеспечить фирме бесперебойную работу. Он, очевидно, предвидел забастовку и распределил заказы между небольшими предприятиями. Вот истинно дальновидный директор! Теперь он не станет церемониться с рабочими.

Андониса охватил ужас. Он быстро попрощался, но вслед ему Спирос прошипел, как змея:

— Не забывай о векселях! Если ты не будешь последователен в своих действиях, тебя привлекут к ответственности, как положено по закону…

В коридоре Андониса сразу окружила плотная толпа. На него устремилось множество глаз, и он невольно отступил назад, прижался к двери. Но тут же он овладел собой и, держась поближе к стене, добрался до лестницы, спустился вниз и выскочил на улицу, где его мгновенно подхватил шумный людской поток.

В полдень Измини вернулась домой без сил. Этим летом от зноя нечем дышать, над городом стоит марево, шаги оставляют отпечатки на размягченном асфальте, солнце слепит глаза. Улица превратилась в огненную реку, нигде нет тени, и стены домов кажутся то розовыми, то желтыми, то голубыми. Жаждешь хоть капли влаги, чтобы избавиться наконец от кома в горле, затрудняющего дыхание. Тысячи забот, бесконечные предосторожности, рой страхов, витающих вокруг, омрачают дневной свет… Холодный пот то и дело выступает на лбу, и на глаза навертываются слезы. Теперь существует не только замораживающая неумолимая опасность. Домик в Холаргосе ждет, а Ангелос до сих пор колеблется. «Я тебя не понимаю», — сказала ему позавчера рассерженная Измини. И он не знал, что ей ответить. Он отер пот с лица, бросил взгляд на нерешенные задачи и отпил тепловатой воды из кувшина.

В тенистом уголке двора, у стены, сидели на земле рабочие ткацкой мастерской. У некоторых глаза были закрыты — так полней они наслаждались отдыхом. Измини поздоровалась с ними, кое-кто кивнул ей в ответ. Все как будто было спокойно. Она вздохнула с облегчением и пошла к себе. Взяв корзину с выстиранным бельем, быстро поднялась на террасу. У нее не хватило терпения развесить простыни, чтобы скрыть дверь чулана. Никто ее не видит: все спят, ставни кругом притворены.

Ангелос решал геометрические задачи. Он сидел, обнаженный до пояса, вспотевший; в глазах были смятение и усталость. Каморка находилась на самом солнцепеке.

— Хорошо, что ты пришла, — сказал он.

— Ты решил? Ну как, поедем в Холаргос?

— Я об этом не думал. Мне нужна одна книга и немного бумаги.

— А как же домик, где нас ждут? Ты должен подумать. На сегодня это самая важная задача из всех, что тебе надо решить.

— Я изучал ее со всех сторон.

— И что?

— Решение, которое ты предлагаешь, лишь оттяжка, тупик. Вскоре опять наступит кризис. Искусственным путем не решишь задачу…

Измини расплакалась, уткнувшись лицом в подушку.

— Слова, одни слова… Мы губим нашу жизнь. Ну, что тебя останавливает? Разве здесь тебе не страшно? Что ты делал все эти годы? Это не жизнь, ты сам себя обманывал. Ты ничего не делал, только дрожал и терзался. Ты должен понять, твое решение — это гибель, да, верная гибель.

— Разве я сам не знаю? Об этом я размышляю уже не один год.

Он протянул руку, чтобы погладить ее по волосам.

— Не прикасайся ко мне, — закричала, вскочив, Измини.

— Успокойся, беда пока еще не стряслась.

— Мне не нужны утешения, мнимые надежды. Ты идешь на верную гибель. Беда стряслась много лет назад. Когда твой отец рассказывал нам о встречах с тобой, он говорил, что ты, конечно, не живешь взаперти, ведь это было бы самым тяжким для тебя наказанием. «А если вы ошибаетесь?» — спросила я его как-то раз. «Тогда я сам, если бы мог, выпустил его на волю, пусть даже его арестуют», — ответил он.

— Так он говорил?

— Да. Возможно, мысль об этом мучила его, и поэтому он спешил собрать документы, нужные для суда. Я предлагаю тебе не идти на улицу, а уехать отсюда, жить по-человечески. Лучше дрожать от страха в домике с садом, чем в чулане… — И Измини опять расплакалась, а ему нечего было возразить ей.