Железные ворота - [12]

Господин Харилаос положил газету на стол и осторожно прошел в комнату. Он привык улавливать даже приглушенный плач, который часто слышался в этом доме. Лукия лежала ничком на кровати, зажав в зубах платок.

— Ты, пожалуй, подумал, что…

— Я, Лукия, ничего не подумал.

— Кто-нибудь услышал, что я плачу?

— Нет, успокойся.

Лукия пыталась заглушить рыдания, она не хотела доставлять удовольствие Измини. Господин Харилаос стоял растерянный, словно оказавшись очевидцем какого-то чрезвычайного происшествия.

— Оставьте меня в покое. Не хочу никого из вас видеть, — всхлипывая, твердила Лукия.

Господин Харилаос вернулся в кухню. Измини склонилась над газетой. Теперь они могли спокойно поговорить. Господин Харилаос сказал, словно продолжая свою мысль:

— Через несколько дней я надеюсь собрать все материалы, необходимые для процесса. Они докажут любому суду его невиновность. Тогда он сам сможет опротестовать приговор. Я, старый судья, верю в правосудие…

— А я верю, что он жив, — сказала Измини.

Ей пора идти. Иначе она опять опоздает в контору, а там теперь очень напряженная обстановка.

— Если вы увидитесь с ним на этих днях, будьте очень осторожны. Я заметила около дома подозрительных…

— Я должен торопиться… чтобы не упустить ни одной возможности, В полдень я встречусь с главным свидетелем, о нем я уже говорил тебе… Спасибо за все…

В дверях появилась Лукия с покрасневшими глазами. Она сердито скривилась: отец и Измини тихо переговариваются, опять принялись за старое? Они будут шептаться, а она снова останется в стороне?

Измини быстро спустилась по винтовой лестнице. Во дворе ее обдал аромат цветов. «Семь лет — это очень много. Но я буду его ждать», — думала она.

Уже день. Окна раскрыты, народ снует взад и вперед. Как бешеные, несутся машины, груженные мешками и ящиками, шины визжат на асфальте.

Евтихис с презрением посмотрел на кровати, на колченогий стол, на разбросанное тряпье — на весь этот хлам, накопившийся за много лет. Работы оказалось на полчаса, не стоило подымать такой шум. Затем он прошелся по обеим комнатам. Ему нравилось, как стучат его ботинки по дощатому полу. Он внимательно осмотрел трещины на стенах, провел рукой под подоконником и поморщился — сколько там пыли и паутины! Видно, прикидывая что-то в уме, он посмотрел по сторонам и снова зашагал по пустым комнатам, еще громче стуча каблуками. Тетушка Стаматина стояла против двери так, чтобы он ее видел, но Евтихис избегал взгляда матери. Он приказал Михалису разыскать немедленно жбан и принести известку.

— Ну-ка, принимайся за дело! Вам бы только баклуши бить. Побелим комнаты, заделаем щели. Вот будет красотища! Сейчас и войти сюда невозможно. Того и гляди сожрут пауки да тараканы. — И так как мать и брат тупо смотрели на него и не двигались с места, он предложил им: — Я вам заплачу. Ну, беритесь за дело, что я вам говорю!

Мать, сгорбившись, села на кровать, словно и ее выбросили на улицу. Старухи всегда находят повод прикинуться обиженными.

— Я тебе тоже заплачу, — сказал ей Евтихис. — Сколько бы запросила женщина за уборку квартиры?

— Что у тебя на уме? — спросила тетушка Стаматина.

— Увидишь. Сейчас я хочу побелить комнаты. Заставь брата соскоблить отставшую штукатурку и заделать щели. А ты вымой пол и окна. Это, я полагаю, женское дело.

Но мать продолжала сидеть в задумчивости, вцепившись руками в спинку кровати.

— Из-за побелки ты поднял такой шум, — сказала она. — А если придется строить дом, ты человека убьешь?

— Возможно, — не смутившись, ответил Евтихис.

Он надел пиджак и, сам не ведая как, очутился перед дверью Вангелии. Она сидела на стуле, опустив руки на колени.

Подняв голову, она увидела Евтихиса. В глазах ее отразился испуг.

— Ты уж извини меня, — сказал Евтихис. — Я тут переборщил малость, ну, когда говорил с тобой. Эти упрямые старухи могут кого угодно доконать.

— Андонис много задолжал тебе? — спросила Вангелия.

— Ты все дуешься на меня? Я ведь становлюсь настоящим зверем, когда разозлюсь. Знаю это и всегда говорю себе: надо держать себя в руках. Да не выходит. Мне хотелось только, чтоб ты подсобила мне.

— Сколько он тебе задолжал? — повторила Вангелия. Щеки ее пылали.

— Жаль, я тебя расстроил… А ты сегодня — ну прямо розанчик!

Евтихиса рассмешила ее растерянность. Он прислонился к дверному косяку и сказал с укоризной:

— Раз ты такая красотка, значит, тебе и помочь человеку не пристало? Так ты полагаешь?

— Мне нельзя подымать тяжести…

— Ты больна?

Вангелия еще раз спросила, сколько ему задолжал Андонис. Она была такой печальной, что Евтихис решил не огорчать ее больше.

— Ну и что с того? Я тоже занимаюсь торговлей, то я ему должен, то он мне… Утром он, наверно, здорово разозлился… Ну и скотина же я!

— Его не было дома, — с трудом проговорила Вангелия. — Сегодня он ушел очень рано.

— Андониса я уважаю.

— Почему ты скрываешь от меня, сколько он тебе должен?

— Ну чего ты привязалась? Надоело. Сколько да сколько!

Вангелия что-то хотела сказать, но Евтихис уже пошел прочь. Наткнувшись на старую табуретку, он поддал ее ногой.

— Всему этому барахлу место на помойке, — сказал он матери.

— Ишь, чего выдумал! — забеспокоилась старуха.