Железные лорды - [7]

«Если она заговорит, — подумал Джарик, — то мне будет легче. Я буду говорить с ней, и мне не останется времени думать о себе. Быть мужчиной очень трудно наедине с собой».

Он вспомнил, что кожа у него самая белая и что он меньше всех в деревне. Некоторые называли его слабаком. Слабак-Джарик, так называли его. Он не научился драться, так как, когда он пытался, его били.

Руки его болели.

Джарик кое-как перевязал руки и затянул узлы зубами, чтобы не просить об этом Торси. Он мог возненавидеть свои руки, если они не смогут делать то, чего он хотел от них.

- Я сойду с ума, если ты будешь продолжать молчать, — сказал он девочке, которая, как он думал, была его сестрой, и начал грести. Вперед-назад, вперед-назад, вдох-выдох…

Торси продолжала смотреть и молчала.

Когда гребешь, то видишь то, от чего уплываешь и находишься спиной к тому, куда плывешь. Наконец Джарик увидел, что земля исчезла с горизонта. Он ухе не видел прибой Ошинсайда. Он боялся посмотреть вперед. Это хорошо, что Ошинсайд скрылся из виду. Значит, скоро впереди покажется земля.

Интересно, долго ли им еще плыть?

В полночь Торси начала плакать и плакала почти целый час. Так как лодку гнало течением туда, куда он хотел плыть. Джарик оставил весла. Спина его горела огнем, а руки покрыты такими ранами, которые он не пожелал бы и злейшему врагу. Он подумал, что зря не захватил рукавицы. Теперь он понимал, почему руки Отина были как старая задубевшая кожа. Но он все же был мужчина и не хотел заставлять Торси много грести. Ее руки были в полном порядке. Он не давал ей сейчас грести, надеясь, что она прекратит плакать. Но она взяла весла и стала грести, глотая слезы. Море, казалось, было сделано из зелено-голубого отекла.

Пришла ночь. Было холодно, и Джарик решил, что ночью грести нужно, чтобы не замерзнуть. Он долго думал о своем мудром решении, пока не уснул.

Когда он проснулся на третье утро, вокруг не было ничего — ни земли, ни птиц. Единственным звуком, который он слышал, был плеск волн о днище лодки. Весь мир был только море и небо — зеленый, голубой и белый.

Это было ужасно, Джарику это не понравилось. Люди его деревни не были мореходами, и Джарик не понимал, как это может быть, что нет земли. До земли могла быть миля или десять, а может, и все пятьдесят. Не было ничего, относительно чего можно сориентироваться. Он знал, где он — он был Здесь.

Все, что не было Здесь, было Там.

Но где же это Там?

Этого Там он не видел, его не было. Только зеленое море, голубое небо да белые облака. И безмолвная Торси со своими огромными глазами. Она выпила много воды. Она вчера много плакала и потеряла много жидкости.

Джарик греб.

Он попытался петь, но голос его оказался слаб в огромном безбрежном пространстве, а Торси не присоединилась к нему. Джарик замолчал. Он обернулся со странными предчувствиями. Так оно и есть: впереди ничего не было. Там не было Там. Он греб в никуда. Но он продолжал грести.

В полдень Торси выпила все остатки воды, и Джарик очень рассердился. Он набросился на нее, ударил и чуть не выкинул из лодки. Она снова стала плакать и плакала очень долго.

И когда она заговорила, Джарик вздрогнул, как будто его ударили. Сердце его подскочило и начало биться как безумное. Казалось, прошли годы с тех пор, как она говорила, с тех пор, как он слышал чей-нибудь голос, кроме своего собственного.

Она сказала:

- Это глупо…

Огромные голубые глаза смотрели в огромные коричневые.

- Что? Что?

- Я сказала, что это глупо, Чаир-ик. Они убьют и тебя тоже.

- Что… Что глупо?

3. Здесь нет Там

- Что… что было глупо?

- Гнаться за ними, дурачок. Ты же сам говорил это. Их много, у них топоры и длинные ножи… Они убьют тебя.

- Но я же говорил это два дня назад!

- Я слышу тебя, Чаир-ик. Не кричи. — Она посмотрела вокруг. — Я очень беспокоюсь за тебя, Чаир-ик.

Джарик не мог сказать ни слова. И он не нашел ничего лучшего, чем сказать, как называются длинные ножи.

- Это мечи. И у меня будет меч, Торси. Большой черный меч.

Зачем он сказал это? Кто когда-либо слышал о черном мече?

- Мне это не нравится, — сказала Торси, осматриваясь. — Я рада, что мы вместе, это хорошо… Но… вода… И даже нет птиц. Когда я очнулась, ты перевязывал отца.

Снова Джарик был потрясен.

- Я пере… но это же чепуха! Скажи мне правду. — Он забыл о веслах. Лодка плыла по течению, и привидения шептались вокруг ее бортов плещущими голосами.

- Ты стоял на коленях перед ним, — сказала Торси, глядя на Джарика. Ты перевязывал его и что-то бормотал про себя. Я… я вышла из кустов и заговорила с тобой, но ты ничего не сказал. Тогда я осмотрелась кругом и стала плакать, ты плакал тоже.

Увидев изменившееся выражение его лица, его глаз, она сказала:

- Может, это из-за дыма? Ты знаешь, что я люблю тебя, Чаир-ик. Может, дым помешал мне хорошо рассмотреть. Я спросила тебя, где мать, и ты ответил, что мне лучше не смотреть. Ты сказал так, будто был стар и мудр, и я не стала смотреть. Ты сказал так, будто был стар и мудр, и я послушалась, я послушалась. Я спросила, что ты делаешь, и ты ответил, что знаешь, что делаешь — ты перевязываешь рану отца. И ты сказал, что знаешь, что он мертв. Знаешь, что рана его смертельна, но ты считаешь, что это неправильно, что он лежит и истекает кровью. Я сказала, что это теперь не имеет значения, Джарик, что мы теперь будем делать? И тогда ты посмотрел на меня, как настоящий мужчина, и ты сказал, что тебя зовут не Чаир-ик.