Железные франки - [18]

Добрые и честные люди гневно зароптали. Кто-то вскрикнул:

– Если одним судом судить и нас, и поганых собак, то что от нас останется?

Годефруа де Габель прикрикнул на наглый сброд:

– А ну, назад! Головы на кольях сейчас от вас останутся!

Констанция растерялась. Разве не эти люди только что восторженно приветствовали ее? Разве не просили они справедливого княжеского суда? Как учил ее отец Мартин, она выслушала каждого, вдумчиво взвесила все аргументы, разобралась в происшедшем и вынесла справедливый приговор, хотя ей самой было странно принять сторону египтянина. А в благодарность они теперь негодуют и возмущаются приговором?

Освобожденный египетский врач, не переставая призывать на голову княгини милость Аллаха, подхватил внучку на руки, малютка прижалась к его плечу, двумя руками удерживая огромный бархатистый персик. Теснимая стражниками толпа отпрянула, но роптание и недовольные возгласы раздавались до тех пор, пока Констанция не заявила:

– А ослика было бы только справедливо отдать брату погибшего воина.

Такое мудрое решение сей же час примирило толпу и вернуло восторженные крики. Охранники продолжали разгонять сборище, новый хозяин ослика поспешно сбросил в пыль мешки с поганой колдовской травой язычника и потянул жалобно вопящую скотину за уздечку. Продолжая пятиться и кланяться на ходу, египтянин семенил за раисом, тащившим его за рукав, а маленькая девочка продолжала оборачиваться, изумленно рассматривая нарядную франкскую даму, у которой такие необыкновенные золотые волосы.

Княгиня неторопливо вернулась к ожидавшему ее паланкину. Новые сафьяновые башмачки и подол платья испачкались, но Констанция гордилась тем, как разумно она восстановила истину и умудрилась не потерять любовь своих законопослушных франков. Теперь она была уверена, что станет замечательной правительницей. Конечно, ее смутило, что в первом же решении пришлось оправдать врага креста. Она не ожидала, что мусульманский сын дьявола может оказаться таким… таким… искренним и безобидным. Но не ее же вина, что старик и в самом деле не убивал беднягу Тибо!

Так заведено в Утремере: пока человек занят торговлей, врачеванием, переписыванием книг, изготовлением кольчуг, ковкой мечей и прочими нужными городу полезными ремеслами, он может рассчитывать на гостеприимство княжества.

Непривычные к франкским порядкам европейские путешественники нередко возмущались, что в Заморье даже магометане и еретики-якобиты живут вольготнее, чем крестьяне в Европе. Но что делать? Кто-то должен сеять и жать, кто-то должен прясть и ковать, а лишних франкских рук, которые можно было бы оторвать от меча и копья, в Утремере так и не появилось. После завоевания Святой земли из Европы сюда ринулись потоки воодушевленных латинян, но тюрки уже сообразили, чем грозит им приток христиан в Утремер, и так яростно защищали проход по Малой Азии, что никто из этих благочестивых, но неуправляемых и несведущих в военном деле подвижников не добрался до Палестины. Кости двухсот тысяч ломбардцев усеяли горы Анатолии, а пеший путь в Палестину так и остался непроходимым. Из всех походов за освобождение Святой земли успешным оказался лишь один – тот, который привел сюда цвет европейского рыцарства.

С того Великого Крестового похода прошло сорок лет, но латинян в Святой земле и поныне даже ста тысяч не насчитается. А людей благородного происхождения на всем латинском Востоке осталось менее пяти тысяч. Капля в океане неверных. Большинство населения Эдессы и Антиохии составляют надменные схизматики-греки и армяне, держащиеся за своего католикоса, как слепой за кривого поводыря. В свое время крестоносцы мечом и огнем усмирили армянские мятежи, и пока сирийские христиане и арабские феллахи продолжают быть покорными, франки позволяют им беспрепятственно возделывать свою землю, платить налоги и упорствовать в своих еретических заблуждениях и магометанских суевериях.

Княжий паланкин двинулся, покачиваясь, мимо армянских прилавков, заставленных горшочками со снадобьями, увешанных пучками душистых лекарственных трав, алоэ, миррой, камфарой, чемерицей, хной и ладаном, мимо духанов мусульманских земледельцев, торгующих сладкими финиками, изюмом, гранатами, смоквами, абрикосами и горькими маслинами, мимо индийских купцов, доставляющих в Левант украшения и благовония, мимо мешков с золотой византийской пшеницей, мимо караванов из Александрии и Дамаска, разгружавших тюки с тончайшим хлопковым полотном, органзой, тафтой, муаром, дамастом, муслином и прочими дивными тканями, расшитыми золотыми нитями по краю бесполезными, но изящными сунами-изречениями из Корана.

Благодаря торговле между Востоком и Западом в казну Антиохии тек полновесный поток золотых динаров, драхм и безантов. Венецианские, генуэзские и пизанские купцы переправляли из Утремера в Европу сахар, из восточных стран через франкские средиземноморские порты на Запад отплывали суда, заполненные индиго, квасцами, сандаловым деревом, слоновой костью и драгоценными камнями, а в обмен на эти сокровища из Европы в Заморье прибывали необходимые для ведения войн железо, древесина, а также распятия, четки, иконы и статуэтки святых, сосуды из майолики, разукрашенные богоугодными миниатюрами, и столь необходимые в Святой земле знаменитые лиможские эмалированные ларцы для хранения святых реликвий, которых по милости Божией обнаруживалось все больше и больше. Но самое ценное, что присылала Европа в Утремер с итальянскими галерами, – это благочестивые паломники: голоногие шотландцы, дикие жители дремучих валлийских лесов, ушлые сицилийцы, вечно пьяные скандинавы, гордые и вспыльчивые пиренейцы. Наиболее отважные и решительные из них навсегда оставались во франкском государстве, но таких было мало, как мало орлов среди птиц.