Железная рука - [51]

— Я, стало быть, так неприятно похож на какого-то негодяя…

— Да, похожи во всем, вплоть до татуировки на груди, которую мы сейчас увидим. Прежде всего с левой стороны четыре красных буквы Л. Р. Д. Б., затем — корона и скипетр. И наконец, с правой стороны девиз: «Быть свободным или умереть!» Вы все еще будете отрицать? Комендант, отдайте приказ арестовать их…

Комендант, очень бледный, но спокойный и полный решимости, вмешался наконец и холодно сказал:

— Месье, защищайтесь! Не словами. Один-единственный жест может опровергнуть это обвинение. Раскройте ваши одежды и покажите грудь.

Мужчина опять рассмеялся и, глядя на своего компаньона, сказал ему, пожав плечами:

— Думаю, мы попались.

— Так вы признаетесь? — спросил комендант.

— Да, признаюсь! Во всем!

— Это вы — Король каторги?

— Да, я!

— В таком случае, вы — мой пленник!

— Нет! Короля каторги так просто не взять!

Комендант, опасаясь отчаянного сопротивления, крикнул:

— К оружию!

Его голос прозвучал как гром и через открытые окна достиг двух постов, выставленных у входов. Послышался звон металла и шум быстрых шагов: люди прибежали, не мешкая ни минуты.

Надзиратель выхватил из кармана наручники и попытался схватить запястье каторжника. Король каторги снова расхохотался, а Маль-Крепи вторил ему. В это время со всех сторон сбежались вооруженные люди; они были в окнах, в дверях, в коридорах. Блестели бронзовые стволы ружей, сверкала сталь штыков…

Внезапно комендант, надзиратель и сам Мустик одновременно вскрикнули от страха и удивления.

Тесная толпа прибежавших людей, дрожавших от нетерпения, но молчаливых, была одета вовсе не в форму морских пехотинцев. Бритые наголо, бледные, с блестящими глазами и приоткрытыми ртами, мерзкие и ужасные, эти люди выставляли напоказ зловещую наружность каторги. Без единого крика или слова они, повинуясь тщательно разработанному плану, окружили Короля каторги и его компаньона забором ощетинившихся штыков. Но никакого насилия, никакого проявления жестокости.

Комендант, пораженный, белый, как воск, смотрел, не веря своим глазам, на этот неслыханный спектакль, а надзиратель, не знавший, что делать, уронил наручники.

Тогда из глубины тяжело дышавшей толпы, готовой вспыхнуть гневом, отчего трагическое молчание казалось еще более впечатляющим, прозвучал голос, высокомерный и издевательский:

— Комендант, я покидаю вас! Без ненависти и насилия, не нанеся вам никакого ущерба. Оказываю власти услугу! Уходя, увожу с собой неисправимых. Я освобождаю вас от трехсот пятидесяти отпетых молодцов, чтобы сделать из них преторианскую гвардию[234]. У меня были более обширные планы, но обстоятельства помешали их осуществить. Позднее увидимся. Прощайте! И главное — не пытайтесь преследовать меня. В противном случае вся каторга подымется, как один человек, а Сен-Лоран будет предан огню и потоплен в крови. Вперед, друзья!

При этих словах каторжники, по-прежнему храня молчание, устремились ко всем выходам, окружив своего короля неприступной стеной из оружия и тел.

Через несколько секунд ужасное видение растаяло в темноте, а монахиня, комендант, Мустик и надзиратель, обомлев, в недоумении смотрели друг на друга.

Но вернемся в больницу. Полночь. Доктор и Мадьяна сидят у изголовья больного. Девушка сияет. Только что произошло чудо. Конечно, Железная Рука еще очень слаб. Но, против всяких ожиданий, к нему вернулось сознание.

Он слышит! Он видит! Он даже прошептал несколько слов…

— Мадьяна! Вы! Мой добрый ангел!

Девушка наклонилась к нему, объяла, словно лаской, своим прекрасным взором и тихо сказала:

— Друг мой, не разговаривайте. Даже не думайте. Отдыхайте. Спите. Я с вами, рядом. Вы спасены, а вскоре будете свободны.

Потом взяла его за руку, села рядом и, словно ребенку, проговорила немного строго и ласково-повелительно:

— Ну же, спать.

И, повинуясь нежному приказу девушки, молодой человек закрыл глаза и заснул, а врач прошептал:

— Свершилось чудо!

Вскоре на лице Железной Руки выступили капли пота, сон стал сперва спокойным, а затем и глубоким.

Мало-помалу шея атлета и наполовину обнаженные руки с мощной мускулатурой покрылись испариной. Он словно только что вышел из бани.

И Мадьяна, пристально следившая за всем, воскликнула, сияя:

— Он спасен! Благодарю тебя, Господи!

— Мадемуазель, — сказал доктор, — покорно признаюсь в полной беспомощности официальной медицины. Я был в отчаянии. Позвольте от всего сердца присоединить к вашей радости и мою.

— А мне, месье, разрешите поблагодарить вас от всей души за ту трогательную заботу, которую вы так преданно оказывали моему дорогому больному.

Неожиданно вошли настоятельница и Мустик. Увидев сияющие лица двух собеседников, они поняли, что дело пошло на лад и состояние больного улучшилось.

— Спасен! Он спасен! — повторяла счастливая Мадьяна.

Она схватила Мустика за плечи и дружески расцеловала в обе щеки, сказав ему дрогнувшим голосом:

— Это тебе я обязана таким сверхчеловеческим счастьем, дорогой малыш!

— А я от радости схожу с ума, я потерял голову… Однако наш патрон… что с ним сейчас?

— Выздоровел! Через сутки он будет на ногах. Благодаря тебе, мой друг.

— Так, стало быть, корень пассифлоры…