Железная маска: между историей и легендой - [87]

Воистину было бы удивительно, если бы обрывки сведений о человеке в маске не подхватила бы такая неутомимая охотница за новостями, какой была Елизавета Шарлотта Баварская, вторая жена брата короля, падкая на любые слухи. 10 октября 1711 года она писала Софии, курфюрстине Ганноверской: «Недавно я узнала удивительные вещи: некий человек долгов время находился в Бастилии и умер там с маской на лице. Рядом с ним постоянно находились два мушкетера, которые должны были застрелить его, если бы он осмелился снять свою маску. В маске он ел и спал. Вероятно, все так и было, поскольку в остальном с ним обращались очень хорошо, давая ему все, чего бы он ни пожелал. Он и причащался в маске; он был очень благочестивым и постоянно читал. Мне никак не удалось узнать, кто был этот человек». Спустя одиннадцать дней она добавила: «Я только что узнала, кем был человек в маске, умерший в Бастилии. То, что его заставляли носить маску, не было простым проявлением жестокости: это был английский милорд, замешанный в дело герцога Бервика, выступившего против короля Вильгельма. Он умер, чтобы этот король никогда не смог узнать, что с ним стало».[312]

Историки лишь недоверчиво пожимали плечами, пересказывая то, что поведала об английском милорде невестка Людовика XIV. Однако они были не правы. Этот английский милорд в действительности был контрабандистом, активным агентом-якобитом по фамилии Хант, замешанным в покушении на Вильгельма III. Ханта арестовали в Кале в январе 1698 года и секретно препроводили на остров Святой Маргариты, причем ордер на его арест был подписан королем и государственным секретарем иностранных дел Кольбером де Торси.[313] Этот англичанин в течение нескольких месяцев был соседом по тюрьме человека в маске. Хант оставался под стражей у Ла Мотт-Герена вплоть до лета 1707 года, когда его, по всей вероятности, перевели в Бастилию. Там он вновь встретился с Сен-Маром, которому оставалось жить лишь несколько месяцев, а сам умер в июле 1709 года^{61}.

Остается лишь выяснить, была ли информация, сообщенная Елизавете Шарлотте Баварской, ошибочной вследствие непреднамеренной путаницы с лицами, или же ее сознательно ввели в заблуждение. Поскольку Елизавета тогда находилась в Марли, вполне вероятно, что она расспросила Торси, одного из немногих, а возможно и единственного при дворе, кто был в курсе дела Ханта, и тот, зная пристрастие невестки короля к сплетням (не зря он с сентября 1699 года исполнял должность суперинтенданта почты, являясь, можно сказать, главой теневого кабинета!), рассказал ей эту подлинную историю, чтобы отвлечь ее внимание. Принцесса поверила и лишь приукрасила услышанное: Хант в действительности был не милордом, но агентом, слишком много знавшим о темных делах, касавшихся Якова II и Людовика XIV, возможно даже двойным агентом… Итак, в 1711 году удалось направить интерес любопытствующих по нужному руслу, нейтрализовать слухи о человеке в маске, о котором не дозволялось говорить открыто. Спустя несколько лет это было бы уже невозможно. Королевской невестке тогда не удалось узнать что-либо, однако легенда о тайном брате Людовика XIV стала распространяться еще и до 1711 года…

Мы уже видели, как чувство разочарования и огорчения, охватившее Сен-Мара в Эгзиле, дало толчок к рождению легенды о человеке в железной маске. Разочарование другого человека придало ей новое содержание, превратив ее в легенду о старшем брате Людовика XIV. Из всех ближайших сотрудников французского короля в конце XVII века Франсуа, маркиз де Барбезьё, был наиболее одаренным человеком. Красноречивый, с изысканными манерами важного господина, но обидчивый и резкий по натуре, этот человек, имея живой ум, исключительно легко и быстро справлялся с любой работой. Его отец хорошо знал это и потому наследственную должность государственного секретаря военных дел передал ему в обход двух его старших братьев.

Самонадеянный сверх всякой меры, слишком уверовавший в собственные таланты и превосходство над другими людьми, Барбезьё быстро охладел к делу, стал кое-как относиться к своим обязанностям, уделяя большую часть времени попойкам и увеселениям в компании своих друзей, так что его вторая жена, Мария Терезия д'Алегр, рассталась с ним и ушла в монастырь. Раздраженный подобным высокомерием и выведенный из себя шумными похождениями Барбезьё-младшего, Людовик XIV, который как раз тогда на пару с мадам де Ментенон ударился в благочестие, сильно невзлюбил его. В конце октября 1695 года он отправил своему дяде, маркграфу Ле Тейе, архиепископу Реймсскому, меморандум, обнаруживавший охватившую его ярость. «Я вовсе не хочу терять его, — писал он в заключение, — еще живы мои дружеские чувства к нему, но интересы государства для меня превыше всего».[314]

20 ноября 1700 года Барбезьё с горечью узнал, что генеральный контролер финансов Мишель де Шамийяр, посредственный государственный служащий, однако пользовавшийся протекцией мадам де Ментенон и слывший несравненным партнером короля по игре в бильярд, был в обход его назначен членом Верховного совета, высшего государственного органа монархической Франции. А когда еще и Торси в марте 1699 года назначили государственным министром, это стало для него смертельным ударом. Так пренебречь им после того, как на протяжении шестидесяти лет его дед и отец занимали самые высшие посты в правительстве! Он был раздосадован, страшно раздражен и не столько против Шамийяра, который по простоте своей пытался даже утешить его, сколько против короля, этого высокомерного и неблагодарного султана, ханжи и эгоиста. «И он, дабы развеять свое огорчение, пуще прежнего ударился в разгул с приятелями, — рассказывает Сен-Симон. — Он построил между Версалем и Вокрессоном, в конце парка Сен-Клу дом, обошедшийся ему в миллион, которому он дал название Пруд. Туда он часто приезжал, чтобы в компании с друзьями, за хорошим столом и прочими тайными удовольствиями на время забыть о своих огорчениях».