Железная маска: между историей и легендой - [38]
Сознавая резонность этих возражений, Мариус Топен попытался иначе подкрепить версию о Маттиоли. Его аргументы изощренны и весьма соблазнительны. Прежде всего он обратил внимание на финальную формулировку письма Помпонна аббату д'Эстраде: «Надлежит сделать так, чтобы никто не узнал, что будет с этим человеком». По его мнению, она все объясняет. Маттиоли являлся заметным человеком, бывшим министром иностранного государя. Его предательство обернулось для Короля-Солнца крупной неприятностью, глубоким унижением. Человек, пытавшийся обмануть его, должен был навсегда исчезнуть из этого мира. На первое время сочли достаточным наказанием для него пребывание за запорами Пинероля. Франция тогда одерживала победу за победой, ее слово было решающим, она устанавливала международное право и законы морали. Однако начиная с 1694 года положение изменилось. Оказалось, что армии Всехристианнейшего государя отнюдь не были непобедимыми, и заключенный Пинероля ощутил на себе перемену в итальянских делах. Письмо Барбезьё Сен-Мару от 20 марта 1694 года подтверждает это. Министр решил перевести Маттиоли и его сотоварищей из Пинероля в более безопасное место и добавляет знаменательную фразу: «Поскольку вы знаете, что они, по крайней мере один из них, важнее тех, которые сейчас находятся на островах…» Топен утверждает, что этим важным заключенным и был Маттиоли, а если он стал наиболее важным заключенным на острове Святой Маргариты, то логично сделать вывод, что он и является человеком в маске, привезенным отсюда в Бастилию. Наконец, Топен опирается на текст Дю Жюнка, который говорит о старом заключенном Пинероля и Святой Маргариты, не упоминая Эгзиль. Таким образом, выражение старый заключенный относится к тому, кого Сен-Мар не привез с собой в Эгзиль, но вновь встретил на острове Святой Маргариты. «Эти слова, — безапелляционно заявляет он, — в грамматическом отношении могут иметь только один смысл, а именно означать заключенного, который когда-то был под вашим надзором и которого вновь доверили вашему попечению».[136] Весьма изощренное толкование. Версия о Маттиоли, на мгновение пошатнувшаяся, вновь обрела солидные основания.
В 1894 году Франц Функ-Брентано (1862–1947), источниковед и блестящий знаток Старого режима, хранитель фондов библиотеки Арсенала, поставил на службу этой версии свой талант историка и рассказчика, а также (следует признать и это) страсть и безоглядный азарт. Именно в то время, благодаря критической проницательности ученого библиотекаря из Орлеана Жюля Луазлёра (1816–1900),[137] который уже брался за раскрытие многих исторических тайн, а особенно благодаря трудам Юнга, который обогатил исследование данной проблемы множеством новых документов, удалось существенно продвинуться вперед в сборе сведений о других заключенных. Однако Юнг не сумел использовать свои открытия. Заслугой Функ-Брентано является то, что он обратил должное внимание на идею, высказанную биографом Фуке Жюлем Лэром, согласно которой человеком в маске был один из пяти заключенных, находившихся в Пинероле в 1681 году: Данже, монах-якобинец, Дюбрей, Маттиоли и Ла Ривьер (не считая слуги Маттиоли).
Первыми из этого списка Функ-Брентано исключил Ла Ривьера, умершего в Эгзиле в начале 1687 года, и монаха, скончавшегося в Пинероле в 1694 году. Остались Дюбрей, Данже и Маттиоли. Дюбрея Функ-Брентано исключил как персонажа, не представляющего интереса. Может быть, Данже (или Доже, как встречается в некоторых документах)? Человек, занимающий низкое общественное положение, несчастный слуга Фуке? Функ-Брентано с пренебрежением отбросил и эту кандидатуру, не дав себе труда как следует рассмотреть ее, и с уверенностью заявил, что таинственным заключенным был Маттиоли. Что и требовалось доказать! Математически точное доказательство, решил он, закончив свои не слишком утомительные рассуждения. Несомненно, это было излишне скоропалительное умозаключение для того, кто знал, какие исключительные меры предосторожности принимались в отношении двух «дроздов», сидевших в Эгзиле! К тому же Функ-Брентано просто принял, без какой-либо критической проверки, аргументы своих предшественников — Ру-Фазийяка, Делора и Топена. Он сделал особый упор на свидетельство о смерти заключенного в маске, факсимиле которого было опубликовано в пятом издании труда Топена. «Это, — утверждает он, — и есть фамилия бывшего государственного секретаря герцога Мантуанского:
