Железная хватка графа Соколова - [2]
Сладкие грезы
Обещание Соколов выполнил. Он перебрался в свою подмосковную усадьбу, возведенную более сотни лет назад любимым зодчим Екатерины Великой — Иваном Старовым, создателем Таврического дворца.
Вечерами, взявшись за руки, Соколов и Мари бродили по обширному заброшенному парку, наполненному запахом смолы и преющей хвои.
— Как сладостен сей мир, как утешает он меня во всех проявлениях! — с душевным порывом произносил Соколов — Вот эти быстро бегущие фиолетовые облака на светлом фоне вечереющего неба, птичий гомон, сырой холодок низины, и воспоминания, воспоминания...
— У вас еще вся жизнь впереди, вам ли, Аполлинарий Николаевич, предаваться утехам старцев?
— Не о себе — думаю беспрестанно о стремительно ускользающем времени. И возбуждает мои воспоминания этот старинный парк. Кажется, только вчера среди мраморных монументов, каскадов вод, живописных руин, павильонов, мостиков здесь бродили изящные дамы в кринолинах и мужественные их спутники в треугольных шляпах и обшитых золотым позументом мундирах.
Уединившись в какой-нибудь беседке «Прощальный поцелуй», они клялись в любви вечной.
Мари в тон подхватила:
— А в это время с грозным шипением черноту ночи озаряли россыпи огней — то был праздничный фейерверк. Затем возлюбленные, до боли натрудив в поцелуях губы, переходили в дом. Здесь, в паркетной зале... — ...при тысячах свечей начинались церемониальные танцы, — продолжил Соколов. — Помнишь, милая, наш первый танец на балу твоей тетушки Голицыной?
— Это был вальс, — с тихой задумчивой улыбкой произнесла Мари. — Как же вы, Аполлинарий Николаевич, были ловки! Как красиво за мной ухаживали...
— Предмет моих воздыханий стоил того! — рассмеялся Соколов. И он вдруг привлек к себе княгиню и нежным поцелуем приник к ее устам.
Воспитатели
Однажды Соколов сказал:
— Милая Мари, пожалуй, нынче же навещусь в Москву. Надо проститься честь честью: подать рапорт об отставке и сдать дела. И, как заведено, устроить прощальный ужин для сослуживцев.
— Представляю, Аполлинарий Николаевич, сколь вам трудно расставаться с товарищами.
— Очень тяжело! Как вспомню отца и сына Гусаковых, судебного эксперта Гришу Павловского, вечного балагура и великого эрудита Юрия Ирошникова — слеза набегает. Но решение мое твердое: в полицию больше не вернусь. Пока буду оберегать твой покой: женщина, носящая в себе ребенка, — это сосуд божественный. А потом... потом родишь сына, стану его растить, играть с ним. Стрелять из пистолета научу и приемам английского бокса.
Княгиня иронично усмехнулась:
— Да, стрелять научим прежде, чем ходить начнет. А, вот пожаловал сам Буня.
Из дома вышел сторож, дворецкий, ключник, дворник — все что хотите, — бывший «король медвежатников», бравший многие кассы России, еще больше погрузневший телом, с обильным чревом, но одетый в весьма приличный костюм и свежую сорочку Буня.
— Беги, Буня, запрягай одноколку. Отвезешь меня на станцию.
— На паровике в Москву едете? Очень люблю железку. Воспоминания будят прекрасные.
— Почему?
Вагоны схожи с бронированными сейфами.
Соколов весело расхохотался.
Арест
Не прошло и часа, как Соколов подходил к своему дому на Садовой-Спасской.
Дворник Платон, маленький, с вечно обветренным лицом, поливал из шланга тротуар. Завидя графа, как-то по особенному посмотрел на него, торопливо сдернул с лысины холщовый картуз:
— Здравия желаю, ваше сиятельство!
Соколов поднялся на лифте на высокий этаж. Горничная Анюта всплеснула руками:
— Вот радость, барин приехал!
Приготовь, красавица, для меня ванну и отправляйся на Тверскую к Елисееву. Купи там копченых угрей. Смотри, чтоб свежие и жирные были. Завтра утром повезу их в Мытищи, Мария Егоровна пожелала отведать.
Через пятнадцать минут Анюта понеслась к трамвайной остановке — возле триумфальных Красных ворот. Здесь ходил маршрут первый: от Курского вокзала к вокзалу Александровскому, через всю длинную Тверскую.
Соколов залег в ванну, но вскоре, к своему удивлению, услыхал дверной звонок. «Небось Анюта забыла чего!» — решил Соколов. Чертыхаясь, вылез из воды, набросил на плечи роскошный персидский халат и распахнул двери.
На пороге стояли двое офицеров в жандармской форме. Соколов с особым любопытством взглянул на одного из них: лицо поручика с длинной кадыкастой шеей показалось ему знакомым. Это был Сильвестр Петухов, который в свое время дал повод хохотать над собой всей Москве.
(Читателям моей книги «Граф Соколов — гений сыска», уверен, памятна сценка, произошедшая в консерватории. Тогда Соколов, причинив некоторые увечья, вышвырнул из своей ложи этого самого поручика. Дело в том, что тот явился во время концерта и невежливо требовал немедленной явки Соколова к генерал-губернатору Гершельману. После такого скандала щепетильный генерал-губернатор перевел Петухова в охранку.)
И вот теперь — новая встреча. Петухов был злорадносчастлив. Он решительно шагнул в квартиру и фальцетом отчеканил:
— Господин Соколов, вас приказано срочно доставить в охранное отделение. Одевайтесь! — При этом он не вынимал правую руку из кармана. Соколов смекнул: «Револьвер у него там!» Вслух лениво произнес:
