Желанное дитя - [139]

Кристина не верила своим ушам. Маркус никогда не говорил так раньше, с такой страстью. И она чувствовала, как на душе у нее теплеет, как смягчается сердце, как ослабляется ее броня.

– И еще я понял, что значит быть родителем – что это значит на самом деле. Быть родителем, быть отцом – это значит думать о ком-то в первую очередь, о нем – не о себе. Но я никогда раньше не был отцом и, если говорить откровенно, никогда не думал ни о ком в первую очередь, даже о тебе. Всегда о себе.

И все-таки глаза Маркуса наполнились слезами.

– Но все изменится, все уже изменилось, и поэтому я бросился сюда утром, даже до того, как позвонил Гриф. Я должен был быть со своей женой и ребенком, должен был забрать их домой – туда, где им и положено быть.

Кристина чувствовала, как ее с головой затапливает волна любви к нему, грозя вот-вот излиться наружу, любовь текла по ее венам, словно живая вода, но она не перебивала его, потому что ей не хотелось, чтобы он замолкал.

– Я хочу быть лучшим отцом, чем был мой отец, хочу не позволять своему эгоизму и гордости управлять моей жизнью, рушить все и причинять боль людям, которых я люблю больше жизни – тебе, например. Милая, я шел к этому очень долго, может быть – слишком долго, но я наконец понял, кто отец этого ребенка. Это я. Я его отец.

– О, Маркус…

Они одновременно потянулись друг к другу и обнялись, муж и жена, прошедшие через испытания, одни, в темноте, где-то на краю земли. Но впервые в их объятии участвовал ребенок.

Пришло время возвращаться домой.

Эпилог

Это был типичный для Коннектикута январь, снаружи бушевал уже третий за сезон ураган, силы которого вполне хватало на то, чтобы окна в доме ходили ходуном. Снег засыпал дороги, крыши и машины, под его тяжестью ломались ветви деревьев и рвались провода линий электропередач, но Кристине было тепло и спокойно. Она свернулась калачиком в их спальне. Маркус настоял на том, чтобы купить генератор, чтобы не зависеть от стихии ни при каких обстоятельствах, когда появился на свет Брайан Пол Нилссон, девять фунтов две унции весом, который родился две недели назад с улыбкой на лице.

И вокруг все тоже улыбались.

Кристина ожидала, что схватки будут причинять ей невыносимую боль, и ей, конечно, пришлось немало потрудиться, но Маркус все время разговаривал с ней во время родов, говорил ей, когда надо тужиться, когда не надо, он перерезал пуповину, когда Брайан наконец появился на свет Божий – очень тихо и спокойно, так, что они оба заволновались, все ли с ним в порядке. Но в скором времени Брайан издал такой громкий басистый рев, что все успокоились. И Кристина наконец смогла исполнить мечту всей своей жизни – когда ей дали на руки ребенка и она, утомленная и мокрая после потуг, смотрела и не могла насмотреться на его синие глазки, маленькие губки и довольно густые для только что родившегося младенца коричневые волосики, смешно топорщащиеся в разные стороны.

Сейчас, лежа в постели, она смаковала эти чудесные воспоминания. Была ночь, в спальне было темно, если не считать светящегося экрана телевизора, где тепло одетый метеоролог на фоне огромного сугроба рассказывал о том, чего ждать дальше. Кристина все время включала канал «Погода» в эти дни, избегая плохих и страшных новостей, которыми вечно пестрели CNN и другие новостные каналы. Достаточно она видела жестокости и насилия наяву – и до сих пор жуткие картинки то и дело всплывали у нее в мозгу ни с того ни с сего, когда она совершенно этого не ожидала. Ее утешало понимание, что у властей более чем достаточно доказательств того, что Дом Гальярди убил Гейл Робинбрайт, Сьюзан Ален-Боген и Лин МакЛин: у него в компьютере нашли жуткие фотографии, а также то, что называется у маньяков «трофеями» – то, что он забирал у каждой из трех медсестер. Полиция не показывала Кристине ни фото, ни «трофеи» – и она была очень благодарна за это, с нее и так хватало информации.

Закари выпустили, он вернулся к работе в «Бриэм» и копил деньги на обучение в медицинском колледже с новой решимостью.

Кристина думала о нем время от времени, и хотя вся эта история была кошмаром – в то же время она стала и Божьим благословением для них всех. Маркус был прав, когда говорил, что они никогда не смогут жить как прежде – потому что если бы не случилось того, что произошло в Пенсильвании, они с Маркусом никогда не смогли бы спасти свой брак и Маркус никогда не обнял своего сына так, как обнимал его в момент его рождения. В тот день родился не только ребенок – в тот день родился и новый отец, которому открылась по-настоящему самая главная истина в жизни, которую никто никогда не сможет у него отобрать, даже сам Брайан, когда вырастет.

Кристина благодарила небеса за это, лежа сейчас в темноте.

В данный момент в кино ее жизни разыгрывался эпизод, который ей очень нравился: когда отец встает ночью, чтобы покормить ребенка сцеженным ею грудным молоком. Он хотел дать ей поспать, но она не могла и не хотела проспать такой милый и трогательный момент. По радионяне она услышала, как Маркус напевает в детской шведскую колыбельную – тихонько, почти шепотом. От этих звуков у нее выступили на глазах слезы, она благодарила судьбу за то, что ей так повезло в жизни. Впереди в этом кино было еще очень много хороших эпизодов – и она надеялась увидеть их все: первые шаги Брайана, как он пойдет в детский сад, как будет читать свою первую книгу, как подружится с первой девочкой, потом старшая школа, колледж, и так далее… много-много серий, которых ждут все родители, в кино, которое мы называем жизнью. Кристина понимала, что какие-то из ее ожиданий сбудутся, какие-то нет, понимала, что будет много сюрпризов и неожиданных поворотов, о которых она сейчас даже не подозревает – но она была готова ко всему, что ждало ее на этом пути.