Желание Чуда - [17]

И, несмотря на то, что на руках у Екатерины находились трое маленьких детей, она не бросила врачевания. Пациентов было много — какая война не оставляет свои шрамы на телах у людей? «Но, насколько велики возможности массажа для лечения любой болезни?» — всё чаще задаёт она себе вопрос.

И в Минусинске она отходит от своего испытанного метода — традиционного массажа — это могут многие, а для неё ли ходить по проторенным дорогам? И ждёт она своего Откровения, не веря в то, что есть невозможное — и Откровение само приходит к ней. Как будто какой-то неземной разум подсказывал Кате — можно, возможно.

Любую болезнь можно вывести, выгнать, вытолкать. Врачевать внутренние органы начала с себя — снимала боли в районе аппендикса — предупреждала аппендицит. Лечила своих детей. Совершенно уверенной взялась лечить желудок у своей знакомой — прекрасно ощущала стенки, фиксировала малейшее напряжение и чувствовала воспалительные процессы. Несколько сеансов массажа и боли прошли. И потянулись к ней люди.

Старалась брать наиболее тяжёлых, «интересных» больных: на них легче было проверить, на что она способна. Во время лечения она концентрировала всю себя на состоянии «здесь и сейчас», с полной осознанностью и ответственностью. В состоянии «обнажённого внимания» она чувствовала, что какая-то неведомая сила проходит через её тело и, концентрируясь в руках, врачует.

Больные отмечали, что пальцы у целительницы «заряжённые» и этот заряд проникал в тело человека, воздействуя на энергетику органа и организма в целом. Кроме этого, Екатерина Александровна создавала особую ауру доверия, которое приводило в действие резервные возможности человека и помогало выздоровлению.

В эти годы врачевания обратила особое внимание на так называемую «белую линию» — район пупка — именно здесь сходятся звёздные лучи от всех органов. И если перекошена эта «звезда» и нарушена гармония, жди беды. И Екатерина Александровна ставила эту «звезду» на место, чтоб сияла она, а не мерцала и гасла.

Не стеснялась Катя задавать себе вопрос — почему это так, а не так? И наблюдала, наблюдала, пытаясь найти ответ и в себе самой и в окружающем мире. За всё бралась уверенно, чувствуя свою правоту. «Я всё могу, для меня нет ничего невозможного» — лозунг не человека, а Гения. И люди шли к ней, потому что знали: кто ещё поможет, если не она?

Помогали и ей, то деньгами, то продуктами, в общем, всем, чем Бог пошлёт. Лечила, правда, только женщин и детей — до мужчин дотрагиваться не разрешал муж. В госпитале — это одно, а здесь, на гражданке — совершенно другое.

А долгими зимними студёными вечерами садилась Катя к швейной машинке: нужно было не только шить на свою семью, но и порадовать местных модниц, которые любили щеголять в её нарядах. Знали — Катя не подведёт: сделает всё красиво и со вкусом. Так и проходили день за днём: днём Катя вела хозяйство и лечила людей, вечером и ночью — строчила на швейной машинке. Иначе не выжить.

В конце 40-х годов мужа перевели в Берёзовскую детскую колонию Красноярского края. Муж ни на какую работу не пускал. И здесь продолжала упорно лечить людей и заниматься шитьём. Знакомилась с медиками и говорила им: «Отправляйте ко мне тех больных, с которыми не можете справиться». И люди шли. Повинуясь долгу, всю себя, без остатка, отдавала семье.

С первых же дней супружества поняла, насколько они с мужем разные люди. Лёд и пламень, земля и небо… Катя — открытая, добрая, весёлая, Михаил — властный, жестокий, замкнутый, надевший на себя панцирь недоверия и подозрительности.

Катя любила общество, бурную жизнь, Михаил общество ненавидел: только острее чувствовал в нём своё одиночество. Поскорее в панцирь: только там он свободен от уколов по его самолюбию. Михаил был закрыт, замкнут в своей оболочке и для него ничего больше не существовало, кроме его нежнейшего «я». В свою душу никого не пускал, и общество тяготило и раздражало его.

Не знало оно и не могло знать ценности его личности. Только в себе самом ощущал он жизнь и, глядя из своего душевного убежища, чистый и непорочный, видел, насколько всё пошло и противно, а он вынужден участвовать в этом фальшивом театре.

И жене своей желал только добра: старался затащить её в свою норку, чтобы она увидела его сокровище, и казалось ему, что там вдвоём им будет спокойно и безопасно. Катя сопротивлялась, а он, как скорпион, всё жалил и жалил, до крови и душевной боли, чтобы парализовать свою жертву и затащить к себе.

А Катя восприняла его притязания как посягательство на свою личность и духовную свободу. Не мог он простить страшного греха, который лишал его покоя: её открытости и любви к людям и мстил ей за то, что она не может его понять.

Ещё с первых дней знакомства с ним, мама, Варвара Ивановна, предупреждала Катю: «Ты хочешь за него замуж, Катя, смотри, не обожгись, тяжёлый у него характер». Катя отвечала: «Ты что, мама, меня не знаешь, любого я растоплю…»

Не растопила, променяла свою свободу на ад супружеской жизни. Когда предписанное рабство приковало её к ненавистному ложу, заставляло нести обязанности, уже не освящённые любовью. Не могла вырваться Катя из этих тяжёлых, насильственных уз и готова была, как наказанный раб, упасть под гнётом судьбы...