Жди гостей - [31]

– Отправимся подрьгхнуть пару часов у меня, – предлагаю я. – А там посмотрим. Ничего путного не сделаешь, когда валишься с ног.

Глава четырнадцатая

Я просыпаюсь, разбуженный троекратным звоном моих часов, с языком, так плотно прилипшим к небу, что понадобилось бы зубило, чтобы их разъединить.

Тем временем моя Фелиция, уже в полной боевой готовности, входит с подносом в руках. Она поставила на него все, что необходимо мужчине, легшему спать в пять часов утра, чтобы проснуться в семь, то есть чашку крепкого кофе и коктейль собственного приготовления. Этот коктейль состоит из: полстакана теплой воды, лимонного сока и полстоловой ложки питьевой соды.

Вы проглатываете его залпом, затем выпиваете чашку кофе и ждете десять минут... Вас охватывает непередаваемое блаженство, равно как и кипучая потребность деятельности.

– Ты уверен, что тебе так уж необходимо уходить? – вздыхает мама.

– Увы, – ворчу я. – Между нами говоря, я очень обеспокоен исчезновением матушки Берю. Эта бедная женщина-вамп попала в такое опасное осиное гнездо...

– В самом деле!

– А ты разбудила ее товарищей по постели?

– У меня на это не хватает мужества, – вздыхает Фелиция.

Она поднимает палец, чтобы призвать меня к тишине: «Послушай!»

Мне нет необходимости напрягать слух.

– Это что, по радио передают запись 24-часовой автогонки в Ле Мане?

– О нет, – вздыхает моя дорогая мама. – Я бы просто поостереглась его включать.

– В общем, ты права, – говорю я. – Пусть выспятся. Раз уж они так заснули, они будут дрыхнуть до полудня

Я вскакиваю с постели и принимаю очень холодный душ. Это окончательно восстанавливает мои силы. Я натираюсь лосьоном фирмы «Балансьяга» и, поскольку мужчина должен защищать себя от непогоды и от женской похоти, надеваю спортивный костюм из английского твида, доставленный из Швеции голландским кораблем.

– Ты вернешься к обеду? – с надеждой спрашивает Фелиция.

– Не осмеливаюсь тебе обещать, мама, но я тебе звякну. Она провожает меня до самой машины по саду, усеянному капустными кочерыжками и розами в разгар стриптиза.

– Ты не знаешь, любят ли твои друзья соленую свиную грудинку? Я хотела приготовить ее к обеду.

– Они без ума от нее. Особенно Толстяк. Приготовь побольше. Он будет тебе клясться, что у него птичий аппетит, забыв упомянуть о том, что речь идет о хищной птице.

Фелиция качает головой, бесконечно довольная. Ее мечта – кормить все человечество. Это начинается с меня и заканчивается муравьями, для которых она раскладывает щепотки сахара-песка на подоконнике.

– Будь осторожен, мой малыш!

– Не беспокойся, мама. К тому же я иду на свидание к даме. Выражение ее лица обозначает: «Тем более!» Я мчусь в тумане, который покрывает Париж сероватой пеленой.

Булонский лес усыпан рыжими пожухлыми листьями, которые несутся вскачь по асфальтированным аллеям. Я люблю осень, – кажется, я вам уже говорил об этом, хотя вам на мои признания наплевать так же, как на ваш первый дырявый зуб. В этом самоотречении угасающей природы (если вы считаете, что я перебарщиваю, примите аспирин) думается необычайно легко. Часто, и мне неоднократно приходилось это констатировать, появление новых идей находится в прямой зависимости от погоды.

Придерживаясь скорости шестьдесят километров, как предписывают дорожные указатели в Булонском лесу, столь дорогом поэтам и садистам (одно не мешает другому, даже наоборот), я меланхолически думаю о том, что Толстяк втянул меня в мерзкую историю... Согласитесь, что мне не везет. Я с трудом добиваюсь недельного отпуска, чтобы чуть-чуть прийти в себя, и тут, вместо того чтобы ничего не делать и профессионально бить баклуши, я вынужден проводить бессонные ночи в бегах за этой ужасной мамашей Берюрье!

На краю аллеи стоит утренняя проститутка, обутая в сапожки и закутанная в норковую шубу из натурального кроличьего меха; она улыбается мне, как будто я привез ей средство от обморожения. Я проезжаю метров десять и останавливаюсь. Мне только что пришла в голову настолько блестящая мысль, что снаружи ее можно принять за северное сияние.

Поверьте мне, ребята, для продуктивного размышления ничто не может сравниться с утром. Только в торжествующих лучах рассвета серые клетки работают наиболее эффективно. Попробуйте, и вы согласитесь...

– Ты берешь меня с собой, зайчик?

Это шлюха просовывает свою размалеванную рожу в проем дверцы. Она неправильно меня поняла, увидев, что я остановился неподалеку от нее; из этого она сделала вывод, что я любитель утреннего секса, и предлагает мне экстаз.

Я разъясняю ей ее ошибку. И тут она принимается характеризовать меня таким убедительным тоном, который меня буквально потрясает что я физиологически неполноценный тип, что мне надо поискать у других (преимущественно у греков) то, чего мне не хватает. Причем, уточняет она, это всего лишь временный выход, поскольку, согласно ее мнению, чисто интуитивному, мое настоящее призвание – это гнусные привычки, естественным следствием которых является самоудовлетворение, по сути дела, связанное с моей некредитоспособностью.

Затем, поощренная моим молчанием, она добавляет, что мое лицо – явная манифестация моих наклонностей и что достаточно на меня взглянуть один раз, чтобы понять: если любовь меня и возбуждает, то разве что через замочную скважину.