Жажда возмездия - [25]

— А ты, который можешь приподнять завесу, скрывающую наше будущее, можешь ли ты ответить мне на этот вопрос?

— Нет. Я ничего не увидел. Вероятно, потому, что она не очень интересует меня? Не забывай, что мы вместе должны еще выполнить очень важную задачу.

— Я не забываю. А если Маргарита действительно моя сестра…

— Ничто не подтверждает этого, кроме некоторого сходства, — сказал раздраженно Деметриос.

— Но все же оно поразило вас, Леонарду и меня!

Итак, если она действительно дочь моей матери — ведь ты предпочитаешь такую формулировку, — у меня есть кое-какие идеи насчет того, что мы сможем из этого извлечь.

— Не могли бы вы говорить потише? — с укоризной сказала Леонарда, задергивая полог у постели Маргариты. — Впрочем, не пора ли и нам пойти спать?

Деметриос встал, потянулся и пошел к двери. За ним молча последовала Фьора. Выйдя в коридор, они медленно направились к комнате Фьоры.

— Не можешь ли сказать мне, о чем ты думаешь?

— Я думаю, что скоро мы покинем этот дом, в котором нам нечего больше делать.

— И куда же мы поедем? К королю Луи?

— Пожалуйста, не теперь! Я не забыла, что нам рассказал Кристоф. Неподалеку отсюда живет еще одна женщина, которая тоже несет тяжкий крест по вине своего мужа. Рено дю Амель расплатился за все, а теперь мы должны посчитаться с Пьером де Бревай. И, может быть, если я затребую этот долг от него, мне удастся дать немного счастья двум существам, которые так в нем нуждаются.

И, не желая больше ничего объяснять, Фьора быстро поцеловала Деметриоса в небритую щеку и скрылась в своей комнате, дверь которой бесшумно закрылась за ней.

В этот вечер, погасив свечи, Фьора долго сидела у окна, глядя на город, в котором она жила уже некоторое время и который она должна была вскоре покинуть, так и не узнав его получше. И возможно, никогда и не узнает.

Ночь была теплая, светлое небо усеяно звездами.

Ни одна грозовая туча не нарушала его бесконечную синеву. Это было почти флорентийское небо. Не обращая больше внимания на отныне пустующий дом, где при таких странных обстоятельствах свершилась ее месть, она стала смотреть на Сюзон, который исчезал из виду на улице Мюзетт и вновь был виден около церкви Якобинцев. Маленькая речушка втекала в город с севера, а именно на севере находилось владение Филиппа де Селонже.

Фьора стала думать о нем — в чем она часто отказывала себе до настоящего времени, чтобы не отвлекаться от своих планов, — ведь смерть дю Амеля приблизила время, когда она смогла бы пойти к нему, чтобы попытаться узнать, что у него было на сердце. Может быть, из-за любви к ней и из желания увидеться вновь приезжал он тайно во Флоренцию и ходил по улицам, изменив свою внешность? А может, просто он хотел получить от Франческо Бельтрами новую финансовую помощь для войн своего хозяина?

Леонарда склонялась к первому предположению, которое Фьора разделяла сердцем, но она признавалась себе в том, что не знала толком ни своего супруга, ни того, о чем он думал. Просто дамский угодник? Таков был его портрет, данный вкратце Симоной, угодник, которому не надо было долго бегать, чтобы поймать свою удачу. Если вокруг него вилось так много женщин, домогавшихся его расположения, тогда какое место могла занимать она в его сердце, взятом в такую осаду?

Однако перед богом, перед флорентийским законом она была действительно его женой, и тяжелое золотое кольцо с гербом Селонже на золотой цепочке всегда висело у нее на шее. Фьора потянула за цепочку, чтобы взять кольцо в руку. Оно было тяжелым, теплым, почти живым. Фьора поцеловала его с таким чувством, словно она целовала Филиппа в губы.

Где был он в этот час? Где-нибудь в Люксембурге, где собиралась большая часть армии с намерением занять Лотарингию? В Брюгге, где, по слухам, герцог Карл объединял государства Фландрии, чтобы получить от них военную помощь людьми и деньгами? Во всяком случае, он не был, не мог быть в Селонже. Но Фьора решила, что после того, как она посетит Бревай, никакая сила не помешает ей поехать туда.

Думая обо всем этом, Фьора вернулась в мыслях к Маргарите и задалась вопросом: что она испытывала на самом деле к своей сводной сестре, свалившейся с неба, или, вернее, поднявшейся из ада? Безусловно, жалость, а также симпатию, сострадание и больше ничего, говоря по правде. Голос крови еще не проявился, тогда как он заговорил сразу после встречи с Кристофом.

Будучи честной сама с собой, Фьора упрекнула себя за это. Ведь ей до сих пор не удалось по-настоящему пообщаться с освобожденной пленницей. Может, это было из-за длинного острого носа, единственно, чем та была похожа на отца, который не заслуживал называться отцом?

Во всяком случае, любила она ее или нет, это не имело никакого значения: ей не судьба была жить вместе с Маргаритой, в этом Фьора была абсолютно убеждена.

Ближе к рассвету воздух стал более свеж. Сняв одежды, Фьора легла на кровать, чтобы ветерок обдувал ее.

Голова ее несколько отяжелела от слишком сладкого запаха цветов липы, тянущегося из соседнего сада. Она открыла для себя, что земля Бургундии могла опьянять и что здесь, наверное, приятно было бы жить, но только… вдвоем.