Жажда. Тёмная вода - [15]

Поймав на себе смущенный взгляд Кобальта, Барни неуверенно пожал плечами и пробубнил:

— Не могли же мы его там оставить.

Мальчик внимательно посмотрел на Кобальта, на его лице не отражалось ни толики страха — скорее живой недюжинный интерес.

— Здравствуйте, я Локус Алмазов, — мальчик непринужденно улыбнулся. — А вы?

— Привет. Дмитр… то есть Кобальт.

Что это на него нашло? Растерянность при виде обычного мальчишки?

— Очень приятно познакомится, Кобальт. Вы тоже сталкер, это здорово. Мне нравятся сталкеры. Смотрите, я вас нарисовал.

— Он того, походу, — шепнул на ухо Фонарь. — Отсталый. Это и понятно, всю жизнь в убежище прожил.

— Ясно, — Кобальт вздохнул. — Кто — нибудь еще знает?

— Никому не говорили, — в унисон ответили сталкеры.

— Что нам делать — то? — спросил следом Барни. — Я уже полдня тут с ним сижу. Жрать хочу.

— А я причем? — возмутился Кобальт. — Вы наворотили, а я теперь должен разгребать?

— У тебя жена школой заведует и детишек по семьям распределяет. Может, возьмет его кто? — предложил Фонарь.

— Ты и ее решил впутать?

— Коб, ну помоги, христом богом прошу, — взмолился Фонарь. — Накосячили мы.

Кобальт оглядел двух растерянных коллег, напоминавших нашкодивших малышей. И почему, когда что — то происходит, они идут к нему, а не к Бате, кто и должен решать эти проблемы? Хотел бы Кобальт копаться в чужом дерьме, занял бы должность заместителя, но ему этого не нужно — своего столько, что век не разгрести. Надоело…

Пусть они все к чертям от него отстанут!

— Ладно, блин, — Кобальт покосился на мальчишку. Взгляд у того был нездоровый, какой — то излишне доброжелательный и легкомысленный. А у него, между прочим, отца убили, и мальчик не мог этого не знать. Кобальту доводилось видеть людей, просидевших многие годы под землей, и первая их реакция после выхода на поверхность сильно далека от той, что он видит сейчас, — он утянул Фонаря в соседнюю комнату, где располагался склад с игрушками. — Нельзя его к другим детям. Как его отец воспитывал — непонятно. Может пацан вообще не приспособлен к жизни с другими детьми. Его надо изолировать пока и поискать родственников.

— Профессор Игнатов, — громко сказал мальчик.

— Кто это? — спросил Барни. — Твой родственник?

— Мне надо к нему. Он меня ждет.

Кобальт обратился к Фонарю вполголоса:

— Брата жены моей знаешь?

— Ага, электрик тот очкастый.

— Отведи пацана к нему, скажи я попросил присмотреть. Пусть пробьет имя по своим связям. Может этот профессор — кремлевский или еще откуда. Пусть приедет и заберет его.

Фонарь поблагодарил Кобальта за помощь и пообещал сделать все, как он сказал.

Напоследок Кобальт взглянул на Локуса. Показалось, что мальчик слегка кивнул ему и даже подмигнул.

* * *

Кобальт пропустил поворот, ведущий к квартире, поднялся по широкой мраморной лестнице на третий этаж к высоким парадным дверям. Существует немало способов проникнуть наверх, минуя данные двери — они скорее являются условной границей, отделяющей жилую зону от необитаемой. Электричества наверху нет, грязь, сырость, по пустым коридорам хозяйничает ветер. Есть официальный указ, запрещающий гражданам подниматься в нежилую зону без надобности, но его мало кто соблюдает, потому как контролировать особо некому. Детишки любят играть там в прятки. Взрослые, чтобы отвадить отпрысков, пугают их кишащими наверху привидениями и тварями.

Планировалось, что с расширением общины, верхние этажи будут потихоньку заселяться. В первое десятилетие популяция стабильно росла, однако вот уже несколько лет в Миде не родилось ни одного ребенка. Люди бояться заводить детей — слишком большая ответственность. Еще один рот — еще одна норма воды в день. Если потребность в воде перевесит возможность вовремя пополнять бак, всей общине грозит вымирание.

Чиркнув спичкой, Кобальт поднес огонек к фитилю свечи. Зажег от нее еще три штуки, расставленные по периметру старого дубового стола. В просторном кабинете когда — то заседал высокий начальник: дорогая мебель, портреты бывших вождей, спецсвязь, грамоты и кубки. Кобальт не верил в призраков, однако каждый раз, приходя сюда, чувствовал кожей чье — то невидимое присутствие.

Отголоски прошлого, несущие отпечаток в настоящем.

Кобальт не знал, почему вдруг пришел сюда. Обещал жене, да и самому себе больше этого не делать. Смирился. Но после встречи с тем странным пацаном, почувствовал невыносимое желание. Возможно, потому что представил на мгновение, что кто-то также мог найти Юльку…

На столе ютилась старая радиостанция. Два года как он не пользовался ею, хотя раньше не проходило ни дня, чтобы не прослушивал эфир. На связь выходили выжившие из Питера, Екатеринбурга, Владика и некоторых Европейских городов. Они общались, делились новостями и советами. От них Кобальт узнал, что темная вода добралась до всех уголков земного шара, оставив позади себя выжженные смертью города и леса. Со временем один за другим голоса стали исчезать из эфира, а пустоту заполнял безжизненный белый шум. Возможно, общины вымирали от жажды, нашествия тварей, или старались обезопасить себя от непрошеных гостей.

Кобальт потянулся к рычажку включения радиостанции и замер в ожидании знакомого чувства предвкушения — надежды, что в этот раз она обязательно ответит. Но ничего не почувствовал. Пусто внутри, все выгорело.