Жажда справедливости - [22]

Шрифт
Интервал

Тункель моментально подлетел со стула, бешено выдернул свежую папиросу из стиснутых и брезгливо выпяченных губ и принялся выбрасывать изо рта слова с дикой скоростью, без пауз, слитно, будто где-то внутри у него нервно затрещал телеграфный аппарат — юз, вышвыривая змеящийся ворох ленты.

— Янепредлагалрасстреливатьяпредлагалотстранитьипередатькомпроматвдисциплинарнуютройку. Прошу тов Чарушиназаписатьвпротокол.

— Потише, потише, товарищи. — Зампред позвенел карандашом по графину.

Тункель плюхнулся на место. Затем он так же бешено сунул мундштук в щель между усами и бородкой клинышком.

— Так вот я и говорю, — продолжал, нажимая и на интонацию, и на кулаки, Вальцев, — шо все, шо наболтал тут наш дорогой товарищ Оскар, то юрунда. Не захочем мы расстреливать доброго сотрудника из-за какой-то полоумной бабы. Претензиев у меня до Крюкова вроде нету. Изменника Дергунова Крюков прищучил по-нашему, по-рыбацки. Хлопцы с Гороховой сообщили, что он жлоб, ворюга и проститутка. Так… Шо далее? Донос Пирятинского из Наркомпрода пустяки. Разогнать их треба, дармоедов. Чаю людям попить не могут сорганизовать. С самоварами воюют. Шо ж, и мы с самоварами воевать будем? Нет, вроде до Крюкова у меня претензиев нету. Да, вот оно шо еще… В Тихвине ты зимой был?

— Да, да, между прочим — Тихвин, — врезался торпедой Тункель. — А ты спешишь: претензий нет! Тихвин — это серьезно. Вот где у меня ваш Тихвин. — И Тункель щелкнул пальцами по своему затылку.

Крюков не то чтобы испугался упоминания о тихвинской командировке. Скорее Скоков смутился, так как она затрагивала деятелей высшего полета. Крюков, притиснув ладони по-старорежимному к швам матерчатых галифе, отрапортовал осиплым от переживаний голосом:

— Так точно, товарищ Вальцев, в Тихвине я проводил инспекцию.

Он уловил, как губы Скокова напряглись: за Вальцевым не заржавеет. Мягко стелет, да жестко спать. Или мундштук скоковской папиросы отсырел и затяжка не давалась? Ой, как огорчительно вылезать на коллегии с Тихвином.

— Шо там у тебя стряслось с инженером Яблоновским? На ВСНХ нападаешь? Хозяйственников не уважаешь? Спецов не ценишь! Смотри! — Физиономия Вальцева, довольного собственной шуткой, расплылась, и он, ослабив давление на кулаки, сел, откинувшись на спинку стула.

— Изложите зерно проблемы, тов. Крюков, — вздохнул зампред, — но покороче…

— Нехай не покороче, — перебил Вальцев, раздвигая по зеленой крышке стола локти, — нехай подлиннее, бо тут зацепило московских товарищей — Вячеслава Михайловича и Леонида Борисовича. Мне Леонид Борисович самолично звонил, любопытствовал: хто це такой Крюков, шо за птица и шо добивается?

— А дело Яблоновского повлекло оргвыводы? — Зампред с расстановкой забарабанил карандашом, но уже не по графину, а по краю бюро.

— Нет, — ответил Скоков. — До сих пор он числится уполномоченным ВСНХ.

И по тому, с какой стремительностью Скоков обратился именно к Вальцеву, а не к Тункелю, Крюков убедился, кто по-настоящему ворочает судьбами работников, от кого зависит их репутация. Не торопясь и осторожно, он начал набрасывать перед членами коллегии достаточно замысловатую картину событий.


Различные коммунальные учреждения Тихвина еще в прошлом году начали друг с другом малую гражданскую войну, и вот из-за чего. Петросовет получил жалобу о якобы незаконном выселении из принадлежащего ему жилища уполномоченного ВСНХ Александра Никитовича Яблоновского. Комиссариат сразу откомандировал в Тихвин инструктора Архипа Чугунова, но Чугунов с заданием не справился.

Приближаясь к центральной площади в наемной телеге, Крюков думал о том, что в годы утверждения нового порядка вещей особенно важна справедливость в деталях. Крупное государственное соединяется из житейских мелочей. Если лишить образованного человека квартиры, то как с него потребуешь доброкачественную работу? Спецам хочешь не хочешь, а надо создавать условия, пускай они и непролетарский элемент. Впрочем, заранее Крюков не испытывал к Яблоновскому вражды. Чугунов, сдавая дела, предупредил:

— Непонятный тип! Буржуй, но со связями там. — И он ткнул наверх и куда-то вбок большим пальцем.

Архип Чугунов — гроза петроградских медвежатников, в психологию и бумажки он не больно вникал. К любой аббревиатуре относился с почтением: что КООП, что ГИЗ, что СНХ. Вместо лозунга «экспроприация экспроприаторов» упорно говорил «эксплуатация эксплуататоров», не ощущая никакой разницы и вызывая бесчисленные насмешки комиссариатских агитпроповцев. Однако оперативник он порядочный и смелый. Гнилое ядрышко Яблоновского вылущил с налета, но оформить не сумел, смутился, и бюрократия захлестнула.

Издалека Крюков воспринимал случай с Яблоновским обыкновенным недоразумением, вблизи же он приобрел иные очертания. Загадочной казалась и причина, по которой коммунальное управление обостряло конфликт, придавая ему непомерное значение. Правда, Яблоновский повздорил и крепко с руководством уезда и помчался в Москву жаловаться — товарищам Красину и Молотову. Благосклонно приняв уполномоченного ВСНХ, они телеграфировали в Тихвин распоряжение совдепу воздержаться от выселения. И Красин и Молотов, бесспорно, уважаемые руководители, но Крюков сам обязан изучить без помех и давления ситуацию. Однако выступление против Яблоновского легко расценить как выпад против Красина и Молотова.


Еще от автора Юрий Маркович Щеглов
Победоносцев: Вернопреданный

Новая книга известного современного писателя Юрия Щеглова посвящена одному из самых неоднозначных и противоречивых деятелей российской истории XIX в. — обер-прокурору Святейшего синода К. П. Победоносцеву (1827–1907).


Бенкендорф. Сиятельный жандарм

До сих пор личность А. Х. Бенкендорфа освещалась в нашей истории и литературе весьма односторонне. В течение долгих лет он нес на себе тяжелый груз часто недоказанных и безосновательных обвинений. Между тем жизнь храброго воина и верного сподвижника Николая I достойна более пристального и внимательного изучения и понимания.


Святые горы

В книгу Ю. Щеглова вошли произведения, различные по тематике. Повесть «Пани Юлишка» о первых днях войны, о простой женщине, протестующей против фашизма, дающей отпор оккупантам. О гражданском становлении личности, о юношеской любви повесть «Поездка в степь», герой которой впервые сталкивается с неизвестным ему ранее кругом проблем. Пушкинской теме посвящены исторические повествования «Небесная душа» и «Святые Горы», в которых выведен широкий круг персонажей, имеющих непосредственное отношение к событиям последних дней жизни поэта.


Еврейский камень, или собачья жизнь Эренбурга

Собственная судьба автора и судьбы многих других людей в романе «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга» развернуты на исторической фоне. Эта редко встречающаяся особенность делает роман личностным и по-настоящему исповедальным.


Малюта Скуратов. Вельможный кат

На страницах романа «Вельможный кат» писатель-историк Юрий Щеглов создает портрет знаменитого Малюты Скуратова (?-1573) — сподвижника Ивана Грозного, активного организатора опричного террора, оставшегося в памяти народа беспощадным и жестоким палачом.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.