Жажда справедливости - [15]
Пользуясь тем, что он сидел и в кресле председателя чрезвычкома, Дергунов заграбастал, мотивируя служебными нуждами, особняк бывшего управляющего дворцовым имуществом генерала Васильева. Особняк — Зимний в миниатюре. Мрамор, бронза, картины, фарфор, хрусталь. Потолки резные из ценнейших пород дерева. Семейство новоявленного властелина обслуживала васильевская прислуга. Никого из лакеев и горничных не уволили.
Терроризируя жителей и запугивая недовольных угрозами арестов и высылки на Соловки, Дергунов безбедно существовал до весны 1919-го, кстати, протащив в партийную ячейку трех жандармских офицеров и среди них небезызвестного штаб-ротмистра Акима Коловратова. Коловратов содействовал ему в коммерческих операциях. Крали в широком масштабе, и это подпадало под очередной циркуляр за номером 79, который настоятельно требовал «принятия решительных мер борьбы против бессовестного хищения народного достояния». Циркуляр прямо указывал, что его сбережению препятствует «целый ряд хищников, мародеров, расхищая, скрывая по домам и, что хуже всего, вывозя за границу нужные для молодой социалистической республики ценности».
Но хитрый Дергунов, разумеется, не вел себя, как банальный разбойник с ночной дороги. Его биография была безукоризненно выправлена. Он бахвалился тем, что принимал участие в штурме Зимнего и в подавлении эсеровского мятежа. Кроме того, он числился в том же учреждении, что издало грозный циркуляр, и Дергунов давал понять: мол, нападки на его личность, безусловно, расценят, где следует, как попытку подорвать авторитет учреждения.
Крюков давно пришел к выводу, что административные органы вообще тяжело создавать, легче выиграть сражение. Власть для умелого хитреца открывает безбрежные перспективы. Пусть она и справедливая, пусть и отличная от прежней, но она ведь тоже власть, а значит, связана с проявлением силы, с принуждением. Конечно, содержание ее, власти, в корне переменилось. Власть захватили рабочие и крестьяне, то есть большинство, но к ней, несомненно, будут льнуть всякие и разные, попытаются согнуть ее в выгодную им сторону, начнут забиваться в ее щели, доить ее, крутить, мять, а главное — что хуже и опаснее — возжелают срастить себя с нею и любое давление на собственную позицию и критику своего грубого поведения попытаются выдать за унижение власти, за злобное намерение оболгать и уничтожить ее. И в каждом следственном эпизоде Крюкову придется отделять личность от власти, внимательно изучать и взвешивать, соответствует ли она, личность, букве и духу закона. Дергунов, казалось, был наглядным отрицательным пособием для этих рассуждений. Между тем Крюков неожиданно легко добился снятия зарвавшегося проходимца со всех постов. Очевидно, масса преступлений, сигналы с мест и жалобы превысили критическую черту.
Но основные сложности подстерегали Крюкова впереди. Во-первых, несмотря на успех, он не сумел сразу получить ордер на арест, и, во-вторых, Дергунова по какому-то загадочному телефонному звонку вытребовали в Петроград и совершенно внезапно для наркомвнудельцев, ведущих разбор компромата, назначили комендантом Петроградской стороны. Крюков, не оставляя Дергунова в покое, немедля помчался за ним, доложив Скокову устно о своих розысках.
Комендант Петроградской стороны весной 1919-го — достаточно весомая величина. Он сам командовал вооруженным отрядом, и вызвать его на допрос повесткой не удалось бы. Тогда Крюков прочно засел за подсчет разворованного в Красном, шаг за шагом убеждая комиссариат, что похищенные из дворца вещи безвозвратно исчезли. Неоценимый вклад в разоблачение Дергунова сделал генеральский повар Пров Ануфриев. Он предоставил в распоряжение Крюкова кулинарную спецификацию, то есть списки съестных припасов, выданных из распреда и израсходованных за осенние и зимние месяцы 1918 года. Перечень Ануфриева довершил падение Дергунова. Раньше он ухитрился отбиться от контрольной комиссии, ссылаясь на незнание прошлой биографии Коловратова, рекомендованного в ячейку. Всеми правдами и неправдами через кого-то пролез в коменданты, ловко манипулируя неведомыми покровителями. Но, столкнувшись лоб в лоб на очной ставке с поваром, не выдержал, раскололся и дал, что называется, течь. Уж очень сочно Ануфриев изображал сарданапаловы пиры и афинские ночи, которые закатывал Дергунов собутыльникам и холуям. В энциклопедии Брокгауза и Эфрона не упоминались сарданапаловы пиры и афинские ночи, а спросить у повара, что сие означает, Крюков стеснялся. Неприлично выглядеть невежей. Со Скокова как с гуся вода, а ему обидно до слез. Вечером телефонировал Кашпурчаку на Лиговку. Условились о встрече. Долго слушал объяснения, качал головой. Пригласив поутру Ануфриева, расшифровал авторитетно:
— Афинские ночи закатывать гостям нельзя. Это ведь разврат, а не пир. Надо быть предельно точным. Ты просто хотел сказать, что Дергунов принимал участие в организации оргий в стачке с Акимом Коловратовым.
Ануфриев кивнул:
— В аккурат попали, гражданин начальник. Развратность невероятная…
Обсуждая сам с собой давнюю поездку в Стрельну и хлебные баталии на Сортировочной, Крюков пришел к заключению, что войну с такими открытыми врагами, как налетчики или проституция, вести куда проще, чем устранять, например, губпродовский или волисполкомовский бюрократизм. Однако страшнее Дергунова противника нет. Подобные, будто шашель, подтачивают изнутри. В чем корень наших ошибок и неудач? Как сладить с перерожденцами? Отчего так нелегко создавать вроде бы естественную форму существования человека — коммунальную жизнь? В кадрах, безусловно, нехватка, но не только в них суть и спасение. Полезно посмотреть на вещи шире и со стороны. Со стороны виднее.
Новая книга известного современного писателя Юрия Щеглова посвящена одному из самых неоднозначных и противоречивых деятелей российской истории XIX в. — обер-прокурору Святейшего синода К. П. Победоносцеву (1827–1907).
До сих пор личность А. Х. Бенкендорфа освещалась в нашей истории и литературе весьма односторонне. В течение долгих лет он нес на себе тяжелый груз часто недоказанных и безосновательных обвинений. Между тем жизнь храброго воина и верного сподвижника Николая I достойна более пристального и внимательного изучения и понимания.
В книгу Ю. Щеглова вошли произведения, различные по тематике. Повесть «Пани Юлишка» о первых днях войны, о простой женщине, протестующей против фашизма, дающей отпор оккупантам. О гражданском становлении личности, о юношеской любви повесть «Поездка в степь», герой которой впервые сталкивается с неизвестным ему ранее кругом проблем. Пушкинской теме посвящены исторические повествования «Небесная душа» и «Святые Горы», в которых выведен широкий круг персонажей, имеющих непосредственное отношение к событиям последних дней жизни поэта.
Собственная судьба автора и судьбы многих других людей в романе «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга» развернуты на исторической фоне. Эта редко встречающаяся особенность делает роман личностным и по-настоящему исповедальным.
На страницах романа «Вельможный кат» писатель-историк Юрий Щеглов создает портрет знаменитого Малюты Скуратова (?-1573) — сподвижника Ивана Грозного, активного организатора опричного террора, оставшегося в памяти народа беспощадным и жестоким палачом.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.