Жажда - [7]

— На это мы сможем купить девять с половиной югэров хорошей земли, — мрачно говорила Анна.

— Да, Анна…

Михай был доволен. Все ценили его за хорошее обращение с людьми. Одевался он хорошо — носил черную куртку с широким кожаным поясом, украшенным серебряными пуговицами, высокие мягкие сапоги и белоснежную рубаху. Только от арапника он отказался. Когда выезжал к стадам, брал арапник младшего надсмотрщика.

К ним часто заглядывали главный управляющий — толстый, почти круглый человек, у которого вместо усов торчали, как у кота, несколько волосков, и протестантский пастор. Раз в три месяца Михай отчитывался в усадьбе. Капитану нравился его твердый характер, и он часто говорил ему колкости, чтобы послушать, как тот отвечает. («В нем есть, дорогая моя, какое-то изящество, что-то тонкое, — говорил он сестре, старой деве, которая жила воспоминаниями о женихе, умершем пятнадцать лет назад после падения с лошади на императорских маневрах. — Хорошая раса — валах…»)

— Зачем вам возвращаться домой? — удивлялся священник. — Разве вам здесь плохо? Пристроились ведь?

— Мы — румыны! — сурово отвечал Михай.

— Ах да… Кровь не вода, дает себя знать, — смущенно соглашался пастор.

Иногда по вечерам Анна вдруг начинала смеяться, ей не верилось, что они уже больше не бедняки.

— Видишь, — говорила она мужу. — А что, если бы мы не поехали?

— Нам повезло с Иосифом, — откликался Михай, недовольный ее откровенной радостью, которая могла навлечь на них беду. — Думаешь, всем везет, как нам? Сам Борнемиза и тот по уши в долгах у торговца, у которого служит Иосиф. Потому-то он нас и взял, чтобы угодить торговцу.

— Глупости, — раздраженно отмахивалась Анна. — Работящие люди везде сумеют устроиться. Только лодырь пропадает…

Михай в ответ бормотал что-то неопределенное и умолкал. Он не любил спорить с женой, — все равно не переспоришь. Анна так изменилась, что он часто не узнавал ее. Она, правда, поправилась, но очень постарела. Зато Михай выглядел прекрасно. Прямой, высокий, зеленоглазый, широкоплечий, с коротко, по-городскому подстриженными усами. Каждый раз, когда сестра хозяина видела его верхом, она, не считаясь с тем, что совершает святотатство, находила, что Михай сидит в седле точно так же, как ее жених Гиджи Лехел, которому было суждено умереть смертью героя.

Анна тоже замечала, что женщины — жена пастора и старшая дочь главного управляющего — строят глазки Михаю, но не обращала на это внимания. В сундуке скапливалось все больше денег.

— Послушай, Михай, — сказала однажды Анна. — Надо нам положить деньги в банк. Узнай-ка ты, какой банк лучше…

Нелегко было Анне расстаться с деньгами. Документ, полученный из банка Аллами, показался ей простой бумажкой. Но она наслышалась о стольких грабежах и убийствах в степи, что страх потерять плоды многих лет труда оказался сильнее.

Девочки успели подрасти. Анна ходила в четвертый класс, Эмилия в первый. Обе помогали по хозяйству. Анна переложила на них все домашние дела, а сама стала откармливать гусей, индюков и завела четыре коровы. Молоко они отсылали на продажу в город вместе с продуктами поместья. Экономя во всем, Анна носила одежду из очень прочной ткани, считала и пересчитывала каждую копейку. Только за столом они позволяли себе «побарствовать»: ели помногу и она и Михай. Дети во время обеда получали ложкой по губам за каждое лишнее слово.

В начале каждого года Анна и Михай собирались вернуться в родное село, но никак не могли отказаться от легкого заработка, Хотя мечтали лишь об одном — стать наконец полноправными хозяевами своего добра. В семье всем управляла Анна. Михай полностью подчинялся жене, однако время от времени на него нападала непреодолимая тоска по родному краю. В такие дни он являлся домой мертвецки пьяный и лез в драку. Анна ему не перечила, старалась молчать. Потом Михай добирался до берега Тиссы, садился на пригорок и, глядя на сонное течение реки, напевал сквозь слезы:

Лист зеленый, лист вишневый,

Рад я в путь пуститься новый.

Любо слушать стук копыт.

Слушать, как мой воз скрипит.

В такие дни Михай спал в сенях и вставал на следующий день ворчливый, с головной болью.

— Да пойми ты, глупая баба. Давно пора нам воротиться домой. Не собираешься же ты похоронить нас здесь навсегда?..

Дети росли. Однажды Анна застала Тодора в хлеву с одной из помещичьих служанок и отхлестала кнутом. Старшая дочь Аннуца не отличалась красотой и говорливостью, но зато была работящей. Эмилия же приобрела замашки господской барышни и даже топала ножкой, особенно на отца, который не знал, как ей угодить.

— Замолчи, дочка, замолчи, мама услышит. На следующей неделе я привезу тебе из Пешта все, что пожелаешь.

— Не из Пешта, а Будапешта, — поправляла капризница. — Когда наконец вы перестанете быть таким мужланом?

В тысяча девятьсот двенадцатом году Анна снова забеременела. Впервые в жизни она по-настоящему почувствовала себя матерью. Пристыженный Михай считал неприличным заводить детей в таком возрасте, и ему хотелось провалиться под землю, когда капитан Борнемиза поздравил его…

Михай заметил, что и остальным детям это было не совсем по душе. Однажды Тодор вернулся домой с синяком под глазом и выбитым зубом.