Жаворонки поют над полем - [14]

Эхххх… — вспомнил со вздохом Тусумбой.

Худьерди продолжал диалог:

— Я тоже помню. Особенно тот день, когда мы с тобой трахали свиней, загнав в угол свинарника нашей военной части. Тогда ты трахал хромую свинью, помнишь?! — сказал он. При этих словах поднялся дружный хохот толпы и Тусумбой замер. Покраснел до ушей от стыда и произнес:

— О чем ты, дурак?! Какая свинья?! Я никогда не занимался такими гнусными делами! — сказал он, словно оправдываясь.

Тут его низкорослая жена, закрыв лицо ладонями, зарыдала и собралась уходить. Тусумбой пошёл ей вслед, стремясь догнать её, и говорил:

— Сумбулой, не верь этому алкашу! Он — дурак, ему срочно надо идти к врачу! Крыша у него поехала от регулярной пьянки! Я никогда тебе не изменял! — оправдывался он сново нервно поправляя свою поношенную тубитейку.

Дружки Худьерди надрывались от смеха. Они смеялись наповал оригинальным смехом, сверкая языками в беззубых дуплах своих ртов. Они смеялись долго. Потом один из них сообщил страшную весть о том, что у них вино кончилось.

— Разве это проблема? Сейчас найдем деньги и купим еще пару бутылок вина — сказал Худьерди, поднимаясь с места.

В этот момент среди прилавков появился слепой певец в тюбетейке и в восточном халате, который шагал, играя на рубабе и надрывно напевая трогательную песню об осиротевших детях. Рядом со слепым певцом шла его плохо одетая жена, тоже слепая, с закрытыми глазами держа в вытянутой руке грязную брезентовую суму, чтобы люди бросали в неё подаяния. Слепой певец пел громко:

— Ота-онасий борлар баланд тог устида ойнар, Ота-онасий йоклар кабрнинг бошида йиглар!

Эти строки в переводе звучит так: те дети, у которых есть родители, играют в горах. А дети, у которых нет родителей плачут над могилой.

— Каландар шахрига борсам, бошимдан офтоб утди! Оёгим лойга ботганда онам, кадри ёмон отди!

Эти слова в переводе звучит примерно так:

— В изгнании я получил солнечный удар и заболел. Ах, мама родная, мне так не хватает тебя сейчас!

Худьерди содрал этикетку с бутылки и подойдя поближе к певцу сказал:

— Яшанг, кори-ака! То есть «дай бог, чтобы Вы долго жили, брат певец!».

Потом сделав вид, что бросает в суму деньги, с ловкостью фокусника спер все подаяния, которые слепой певец собрал со своей женой.

Когда Худьерди, купив пару бутылок вина, вернулся к своим дружкам алкашам, они обрадовались как дети и стали расхваливать его за предприимчивость. Худьерди принялся открывать бутылку, но тут появился слепой певец со своей женой. Певец оказался зрячим и его жена тоже. Он схватил за воротник Худьерди и ударил его кулаком по морде. Худьерди хотел нанести певцу ответный удар, но не смог. Потому что певцу помогала его жена, которая наносила Худьерди коленями сокрушительные удары в область живота, словно кикбоксер с многолетним стажем.

— Ты чего, сволочь, спёр наши кровные деньги, которые мы заработали честным путем?! А ну-ка, гони бабки сюда живо, пока мы тебя не укокошили! — сказал зрячий певец, шипя словно ядовитая змея.

— Хорошо, братан, хорошо! — сказал Худьерди, покраснев от нехватки воздуха и шаря по своим карманам трясущимся руками.

«Преданные друзья» Худьерди сбежали наутек, оставив в беде своего предприимчивого дружка. Певец и его жена, отняв оставшиеся у Худьерди деньги, долго били его руками и ногами, пока не устали. После этого они ушли, растворившись в толпе, продолжая петь с закрытыми глазами.

Худьерди долго валялся на земле без сознания, весь в крови. Когда он пришел в себя, он увидел мальчика с бледним лицом и сильно испугался, подумав, что это белая горячка. Но когда он узнал своего двенадцатилетнего сына заплакал.

— Не плачьте, дада, вставайте. А не то милиция Вас заберет и отправит в вытрезвитель — сказал Ильмурад, помогая встать своему отцу. Поскольку его отец был тяжелым, пока поднял его от напряжение у мальчика вздулись жила на висках. Таким образом Ильмурад с трудом уложил своего отца в свою тележку и начал её толкать.

— Куда ты меня везешь? — спросил Худьерди, лежа на тележке.

— Туда, где я ночую — сказал Ильмурад.

Толкая тележку, он повез своего отца во двор чайханы. Потом, приподнял его и начал спускаться в прохладное подвальное помещение теплотрассы.

Наконец Ильмурад уложил отца на самодельные нары, которые он сам смастерил.

— Отдохните здесь, дада, сейчас я Вам принесу еду — сказал Ильмурад.

Худьерди ничего не ответил. Выйдя из подвала, Ильмурад пошел в сторону лавки, где продавали варёный горох и лепешки. Когда он вернулся, отца в подвале не было. Он вышел во двор, беспокоясь за отца, подумав, что Худьерди увели милиционеры. Но самое страшное он увидел позже, когда его тележка исчезла. У Ильмурада ёкнуло серце.

— Эх, только не это — подумал он.

Ведь без тележки ему конец. Как же он будет теперь работать? С такими мыслями Ильмурад пошёл искать тележку. Побежал в сторону прилавок. Он долго искал тележку, и, наконец, увидел её в руках здорового, смуглого и храмого человека.

— Дядя, это моя тележка, отдайте! — сказал он смуглому и храмому человеку.

— Отстань! Я её только что купил вон у того алкаша! — ответил смуглый и храмой человек, указывая на Худьерди, который хищно улыбаясь, слился с толпой.