Жарынь - [15]

— Спасибо за капусту, — сказал Эмил, вернувшись к действительности.

Он дал Керанову распоряжение — с помощью надежных помольщиков паровой мельницы, принадлежащей Асарову, Перо и Марчеву, переправить Маджарина, ятака из Гердела, в Михов район. Там Маджарин должен встретиться со старым Отчевым, Петром Налбантовым и молодым пареньком Илией Булкиным. Танасов[3] и Венев[4] поручили последним организацию подпольного канала связи между Миховским лесом, Странджей и Сакар-Планиной. По этому каналу будут уходить в горы из долин юга, переполненных войсками «прикрывающего фронта» находящиеся под угрозой партизанские подразделения. В Янице надо найти надежного человека, который бы обеспечивал продукты для шестого отряда. Михо понял, что жребий пал на него, и, испугавшись вдруг за свое добро, поглупел. Здесь в хронике старичка Оклова отмечается, что такое бывает и с людьми, надаренными куда большим умом: погубленные корыстью, они тупеют и оскотиниваются. Эмил еще не кончил, когда Михо, обращаясь к металлическому блеску его очков, сказал:

— Неразумно всем подставлять голову под топор. Не сегодня-завтра фашистам и всем толстопузым — крышка. Нужны будут живые люди. Кто будет рожать детей, сеять хлеб, ковать железо?

Эмил объяснил, что если борьба на юге продолжится при неравных силах, если борцов станет меньше, чем могло бы быть, то народ заклеймит их презрением, которое дорого обойдется: несколько поколений будут вынуждены платить ему дань и не всегда будут в чести ум, талант, порядочность. Так мы нанесем еще больший урон рождению детей, и севу хлебов, и ковке железа.

— Мы будем тебе платить, — сказал Эмил.

— Не хочу, — ответил Михо, тут же уразумев, что сегодняшняя плата, не в пример завтрашней, ломаного гроша не стоит. — Каждую неделю от меня будете получать по два мешка муки. Будете брать их здесь же, в скирдах.

— Полная конспирация, — предупредил Эмил. — В случае провала не сносить тебе головы.

— Будь спокоен, товарищ Эмил, — ответил Михо.

Михо скроил такую хитрую конспирацию, что властям и во сне не снилось сомневаться в нем, они, сами того не ведая, даже помогали ему. Раз в неделю он клал на телегу десяток мешков с мукой и ехал в Нова-Загору. Сбыв муку по спекулятивным ценам, Михо пускался в обратный путь, прихватив товаров для лавки, с которой брал деньги за перевоз. Каждый раз, стоило ему выбраться на новозагорское шоссе, он останавливал телегу возле скирд под селом Гердел (ныне городок Млекарско). Пока кони, укрытые теплыми попонами, топтались возле соломы, сунув морды в бурые торбы с ячменем, Михо зарывал в солому два мешка муки. Ни жена, ни власти ни о чем не догадывались: цены на черном рынке то поднимались, то падали, и выручка за муку каждый раз была разная. Распорядители и собственники паровой мельницы Асаров, Перо и Марчев использовали Михо как своего посредника для спекуляции в Нова-Загоре. Часть их муки ему удавалось тайком переправить в отряд. Он выезжал из дома в субботу после обеда и возвращался в понедельник утром, а для конспирации брал с собой сына. Мальчика не больно занимал вопрос, что делает отец возле герделских скирд: пока он прохаживал коней, Михо незаметно прятал мешки в солому. Подпоручику Бутурану были не по нутру торговые операции Михо, но напакостить ему он не мог — местные заправилы были на стороне бывшего столяра. Бутуран грозился, что поймает Михо с поличным, и тогда он и его покровители отправятся кормить вшей в Сливен. Михо боялся, как бы Бутуран обманом и хитростью не выведал у сына его тайну — дальше брезжило не только уголовное отделение Сливенской тюрьмы, но и пуля в лоб.

Эта пуля преследовала его и во сне, и наяву. Он непрерывно слышал ее противнее, как у осы, жужжание. Нудный звук словно колючей проволокой опутывал кровать с латунными шишечками, стол, хлеб, вилки, ложки, скрипучие двери и ступеньки крыльца; хрусткий корм скотины, шуршащее белой пеной молоко в подойнике, звонкий топор, вгрызающийся в промерзшее дерево. Сам того не замечая, он отмахивался от нее то одной, то другой рукой.

— Кого это ты отгоняешь, Михо? — спрашивали сельчане.

— Войну, да что-то не могу отогнать.

Он решил припугнуть сына жандармами и их начальником — подпоручиком Бутураном. Когда они возвращались домой в зеленоватых предрассветных сумерках, среди сугробов, покрытых дрожащими тенями цвета паленой травы, Михо внушал мальчику, что Бутуран — вампир. Мальчик плотнее закутывался в отцовский ямурлук, и ему виделся Бутуран в жестяной шинели, с длинными, как у кабана, зубами. На шее у него медный колоколец, он заливает снег звоном, красным, как пламя. Мир его детства был снова нарушен, чтобы окончательно рухнуть однажды на пути в Нова-Загору.

Зимний день, в который телега с мукой выехала из села, выдался ветреный и солнечный. Никола Керанов, оседлав жеребца во дворе паровой мельницы, где второй год служил техником, догнал телегу уже на выезде из села. Он часто сопровождал Кехайова: местные власти и владельцы паровой мельницы Асаров, Перо и Марчев ему доверяли и каждые две недели отпускали его в Нова-Загору на выходные дни; они надеялись через Керанова следить за сделками Михо. Это давало Керанову возможность исполнять опасную миссию — он следил, чтоб за Михо не увязался «хвост» и не обнаружил муку, оставленную в скирдах.