Жаркое лето в Берлине - [36]

Тод предложил:

– Не потанцевать ли нам липси, Луэлла?

– А что такое липси? – с опаской спросила Луэлла.

– Новый танец. Вывезен из Лейпцига. В Восточной зоне от него все без ума.

– Неужели там танцуют? – сказала Джой, поднимаясь, чтобы танцевать с Тео.

– И еще как танцуют! Посмотрели бы вы, как танцует липси Карен, вы на коленях умоляли бы ее немедленно научить вас этому танцу.

Джой недоверчиво посмотрела вслед тоненькой девушке, танцующей со Стивеном: блондинка, волосы забраны вверх шиньоном, шуршащая юбка колоколом до колен, высоченные – десять сантиметров – каблуки, на запястье висит продолговатая сумочка, усыпанная брильянтиками. Одета по последнему слову моды.

– Неужели она из Восточной зоны?

– Точно так.

– Она похожа на кинозвезду или манекенщицу.

– Там и такие есть! Но Карен не кинозвезда и не манекенщица. Она замужняя женщина, у нее двое детей, она обожает своего мужа – верзилу шести футов. – Тод даже застонал, сожалея об этом обстоятельстве. – И она самый замечательный из всех фоторепортеров, которых я встречал.

Джой предавалась своим мыслям, молча танцуя с Тео мамбу. Когда танец окончился и они заняли свои места за столиком, заговорила Луэлла.

– Тод рассказывал мне о своей поездке в Восточную Германию.

– Вы хотите сказать, в советскую зону? – недоверчиво спросила Джой.

– Именно, хотя они сами так ее не называют.

– Не только в Восточный Берлин? – настойчиво допытывалась Джой.

– И в Восточный Берлин и в другие места к северу, югу, востоку и западу от Балтики до чешской границы и от линии Одер – Нейссе до Брокена.

– А ведьмы вам там не попадались? – задорно спросила Луэлла как раз в тот момент, когда к столику подошел кельнер.

– Ни единой! Все они убрались в Западную зону.

– А я думала, что нам запрещено ездить в Восточную зону, – не унималась Джой.

Тод поднял глаза.

– Да-а! Пресса могущественна!

– Ну и глупышка же вы, Джой! – Улыбка Луэллы смягчила иронию ее слов. – Трудно представить, чтобы умная девушка была такой несообразительной.

Тод поднял стакан.

– Желаю вам долгие годы счастья! Помните, Луэлла, четыре-пять лет тому назад мы с вами чуть не испортили вечер, который давала Prinzessin в Дюссельдорфе? Помните? С того вечера мы с вами не танцевали.

– Разве такое можно забыть? Вот это первосортная ведьма! Прямиком с Брокена, – Луэлла скорчила страшную гримасу. – Холеный вампир! Специалистка по ввозу и вывозу нацистов – чем преступнее, тем лучше.

– Фашистская священная корова! – загрохотал Тод. – Вовек не забуду, какие физиономии скорчили Макглои, когда ваш папаша рассказал им об этом случае. Ума не приложу, как это Макглои могли снюхаться с этой шайкой.

– Миссис Макглой, как истая демократка, была так потрясена благоволением Prinzessin, что даже пожертвовала солидную сумму этой самой «Тайной службе»! Она сама рассказала мне об этом еще до того, как мой папаша выдрал их за уши за такие дела.

– Они поставили на верную лошадку, – мрачно сказал Тод. – Нынче «Тайная служба» идет в гору. «Лига убийц» – просто воскресная школа в сравнении с этой бандой.

– Никак не могу примириться с тем, что логово Prinzessin называют «Святым домом»! – содрогнулась Луэлла.

– Вы не читали в «Тайме» статейку о Фокси Флике? – спросил Тод. – «От военного преступника до могущественного промышленника номер два в Федеративной Германии»? Тонкая работа. Я посетил старого Фокси в день его семидесятипятилетия. Взял у него интервью. Старик показал мне сногсшибательную поздравительную телеграмму от канцлера. Тот поздравлял его «с жизнью, полной великих подвигов, вопреки ударам судьбы, нанесенным нашему народу и лично ему, Фокси…»

– У вас довольно милые знакомые, – бросила Луэлла.

– Ja. Так, например, я присутствовал на пресс-конференции, которую устроил для нас генерал Ламмердинг, тот самый субъект, выдачи которого вот уже несколько лет требуют французы. Они хотят привлечь его к суду за массовые убийства в Орадуре. – Вопросительно подняв брови, он посмотрел на Джой. – Вы не слышали об этой вечеринке? – спросил он Джой.

– Нет.

Поймав его насмешливый взгляд, она почувствовала себя неловко.

– А надо бы знать. Это было французское Лидице.

– Почему же его не выдали как военного преступника? – спросила она.

– Да потому, что в британской зоне его не могли найти, когда французы впервые потребовали его выдачи; а когда атмосфера слишком накалилась, ему пришлось удрать в американскую зону. Мы не можем его найти, и французам остается только скрежетать своими вставными челюстями.

– Но как же он тогда устраивает пресс-конференции?

– Тут вы уж сами догадайтесь.

Раздраженная его покровительственным тоном, Джой задала вопрос:

– Вы не рассердитесь, если я спрошу, как вы попали в советскую зону?

– В силу соударения ряда обстоятельств, если мне будет позволено сочинить такое словцо, обусловленное соображениями высокой политики и волей моего редактора, являющегося одновременно и моим родителем. Когда в холодной войне началось потепление, один выдающийся, хотя и раболепствующий, современник опубликовал в нью-йоркской газетке репортаж о Восточной Германии и не был за это вызван в комитет по антиамериканской деятельности, мой отец и решил, что мне следует, отточив зубы и навострив глаза, посмотреть, что там на самом деле происходит. К тому времени я уже был сыт по горло западногерманскими помоями, накопившимися за четырнадцать лет. Я запросил визу обычным порядком и получил ее намного быстрее, чем любой парень из коммунистической газеты, который пожелал бы попасть в «благословенную богом Америку». И вот я перед вами, вернулся оттуда жив и невредим и даже стал на два килограмма тяжелее от сливок, которые там кладут куда надо и куда не надо.