Жаркий июль - [2]

Мы допиваем пиво уже на борту речного трамвая. Он еще долго стоит, ожидая одиночных утренних пассажиров. Это начинает раздражать: вообще больше всего в жизни меня раздражает бесцельное ожидание, и, конечно, я люблю работу в угрозыске не только потому, что приходится решать бесчисленное количество сложных и даже головоломных вопросов, а и потому, что почти никогда не просиживаешь стулья в разных приемных, перед нами быстро открываются любые двери. И я понимаю почему: в одном случае - из любопытства, в другом - от страха, в третьем - из уважения...

Но капитан речного трамвая не знает, что на борту его посудины сидит инспектор уголовного розыска. Ему все равно, инспектор ты или сам генерал, ему нужно выполнить план с минимальными потерями, - так зачем гонять полупустое судно?..

Наконец двигаемся.

Я смотрю, как Марина подставляет лицо свежему речному ветерку, как треплет он ее длинные светлые волосы, и только теперь понимаю, что у нас впереди два долгих дня, сегодня пробудем на пляже до самого вечера, потом пойдем на последний сеанс в кинотеатр "Краков", а завтра...

Кстати, что завтра?

Я ласково касаюсь пряди ее волос, Марина прижимается ко мне щекой, и я шепчу ей на ухо:

- А завтра?

Марина всегда понимает меня с полуслова, по крайней мере в большинстве случаев, поэтому и отвечает, не колеблясь:

- По грибы.

По грибы - это подарок мне.

Я - грибник, и все в управлении знают, что в милиции я фактически не по основному призванию - мне бы работать лесничим, дневать и ночевать в безграничной полесской дубраве. Но и я уверен, что никто из милицейских капитанов и даже майоров не разбирается так в груздях и подберезовиках, маслятах и рыжиках. Особенно рыжиках. Нет на свете лучших грибов. И жареных, и соленых, и маринованных.

Однако о рыжиках будете думать завтра, уважаемый капитан, потому что трамвай уже подруливает к пристани и резко сигналит, предупреждая какого-то рыболова в лодке, - болван, а не рыбак, разве непонятно, что речной трамвай разгонит даже привычную ко всему плотвичку?

Мы с Мариной выскакиваем на берег первыми, сбрасываем туфли и, увязая по щиколотку в не прогревшемся еще с ночи песке, бредем через остров к основному днепровскому руслу. Там вода холоднее и течение быстрее, народу, конечно, будет море, но мы с Мариной, если захотим, можем уединиться даже в человеческом столпотворении.

Правда, между девятью и десятью часами пляж заполняется, и к воде приходится пробираться, чуть ли не переступая через множество тел. И все же нам хорошо: мы ранние пташки и лежим у самой воды, я - навзничь, подложив под голову руки, а Марина зарылась в песок - уткнулась подбородком в подставленные ладони и читает мне Уолта Уитмена:

Свежий, простой и прекрасный,

освободившийся из плена зимы,

Как будто никогда не бывало на свете ни мод,

ни политики,

ни денежных дел,

Из подогретого солнцем, укрытого травой тайника,

невинный, тихий, золотой, как заря,

Первый одуванчик весны кажет свой доверчивый лик

[Перевод К.Чуковского].

В поэзии я разбираюсь меньше, чем в грибах, но почему-то не стыжусь признаваться в этом, и все же Уитмен производит на меня впечатление, мне не удается выразить его словами, а может, просто не хочу и говорю, глядя на солнце:

- Красиво...

От солнца у меня начинают слезиться глаза. Я закрываю их, хочу сказать что-нибудь умное, но слов, которые передавали бы подлинную суть моих чувств, так и не нахожу и повторяю:

- Красиво...

- Да, красиво, - соглашается Марина.

Я заглядываю ей в глаза и начинаю понимать Уитмена еще больше. Отбираю у Марины книжку, листаю ее, и чуть ли не сразу попадаются такие строки:

Когда я читаю о горделивой славе,

о победах могущественных

генералов - я не завидую генералам,

Не завидую президенту, не завидую

богачам во дворцах,

Но когда говорят мне о братстве

возлюбленных - как они

жили,

Как, презирая опасность и людскую вражду,

вместе были всю

жизнь, до конца,

Вместе с юности, в зрелом и старческом возрасте,

неизменно друг к другу привязаны,

верны друг другу,

Тогда опускаю я голову и отхожу неспешно

зависть съедает

меня

[Перевод Банникова].

Удивительную силу все-таки имеет настоящая поэзия. Я зачитался Уитменом и забыл даже о Марине, не говоря о человеческом пляжном море.

Потом мы с Мариной долго купаемся.

Вода в Днепре теперь даже на стрежне немного зеленовата - из Киевского моря плывут сине-зеленые водоросли, - но в этот день никакие на свете водоросли не смогли бы испортить нам настроение. Не испортило его и совсем уже теплое пиво, и подсохшие бутерброды на обед, и небольшой послеобеденный дождик. Все было хорошо, мы даже детально обсудили план завтрашней грибной поездки: автобусом до Козина и дальше направо лесом к Безрадичам - знакомые места, где можно взять по три-четыре десятка боровиков. Потом, перед вечером, мы еще раз искупались в Русановской протоке и пошли в кино.

Трудно сказать, понравился мне фильм или нет, кажется, все же понравился: демонстрировалась довольно банальная западногерманская комедия, но и день у меня был такой, что никакая банальщина не могла его испортить.

Мы вернулись домой поздно, со счастливым сознанием того, что после чая у нас не меньше шести часов сна - до пяти, когда трамваем можем переехать мост Патона, а потом попробуем влезть в переполненный грибниками автобус.