Жаркие ночи в Майами - [3]

— Кому я должен надписать эту книгу?

Голос Стайна звучал ровно и сдержанно, но это явно требовало некоторых усилий от лауреата Пулитцеровской премии. Возникало впечатление, будто Питер Стайн предпочел бы швырнуть книгу, а не надписывать ее. Криста вдруг заволновалась. Напряжение словно облаком окутывало Питера Стайна. Это ощущалось даже на расстоянии в десять футов.

— Надпишите Лауре, — сказал мужчина.

Фломастер Стайна побежал по странице.

— Нет… да… я хотел сказать «Джону и Лауре», — передумал мужчина.

— Может быть, «Лауре и Джону»? — Стайн сжал губы.

— Нет, лучше будет «Джону и Лауре». Я человек несколько старомодный. — Мужчина засмеялся извиняющимся смехом.

— Но я уже написал «Лауре…» — В словах Стайна прозвучало раздражение.

Воцарилось молчание.

— Может, вы достаточно старомодны, чтобы купить еще одну книгу? — ледяным тоном осведомился Стайн.

Мужчина нервно поежился. Криста улыбнулась. Для писателя Питер Стайн был в неплохой физической форме. Здоровый или, по крайней мере, загорелый, что в Майами было практически одно и то же. Крепко сбитый торс. Широкие плечи, длинная шея, энергичное умное лицо. Карие глаза поблескивали из-под взлохмаченной вьющейся шевелюры, выражение лица то и дело менялось, отражая внутреннее состояние Стайна.

— Итак? — спросил писатель.

— «Лауре и Джону» будет хорошо, — неуверенно ответил мужчина.

— «Лауре… и Джону», — прочитал свою надпись Стайн. — Дамы идут первыми, — пробормотал он про себя.

Эта краткая реплика, подслушанная Кристой, вдруг помогла ей понять очень многое про Питера Стайна. Для него дамы действительно всегда на первом месте. Он вовсе не дамский угодник, но он любит женщин, их общество, их мягкость, их здравый смысл. Он был поджарым и мускулистым, отнюдь не женоподобным, и все-таки в нем не было ничего от самца. Перед ней сидел человек, для которого общая раздевалка в плавательном бассейне — нечто вроде камеры пыток, субботний бейсбольный матч — невероятная скучища, а дружеская фамильярность волосатых грубых мужчин, хлопающих друг друга по спине, — отвратительный фарс. Отлично! Криста сделала шаг вперед. Перед ней оставались четыре или пять человек.

В ожидании своей очереди Криста наблюдала за писателем. Это было весьма забавно — наблюдать за знаменитым, блестящим человеком, которого ты видишь, но который сам тебя не видит. В тот момент, когда глаза их встретятся, правила игры изменятся. Он, разумеется, сейчас же узнает ее, хотя сегодня Криста выглядит совершенно иначе. Он вспомнит их «встречу» на подмостках, и начнется новая, гораздо более сложная игра.

— Я обнаружил в «Мгновениях одиночества» влияние Джойса, — заявил следующий мужчина, подходя к столу Стайна.

Питер Стайн поморщился. По-видимому, он терпеть не мог претенциозности. Но неожиданно его губы дрогнули в лукавой улыбке.

— А кто это — Джойс? — спросил он.

Криста громко расхохоталась, и глаза его тут же обратились к ней. Он увидел ее, и черты лица его моментально смягчились. Она видела, что это случилось, она почувствовала, что это произошло: ее красота нахлынула на него, как волна на песчаный пляж, смыв его раздражение. И он улыбнулся ей, понимая, что его шутка доставила удовольствие им обоим. Потом писатель вернулся к своему занятию. И Кристе стало ясно: он оценил ее как прекрасную женщину, но понятия не имел, что она — Криста Кенвуд. Криста была ошарашена. Ей и в голову не приходило, что он может ее не узнать. Ведь она-то его узнала. Она попыталась как-то объяснить себе это. В конце концов, она тогда была в сценическом гриме и в сверкающем трико. Она скрывалась за маской своей славы, играла роль, которой от нее ждала публика. Теперь же она была самой собой, и разница оказалась огромной, как она всегда и рассчитывала. И все-таки она не могла подавить чувство разочарования. Она выстрелила по этому парню из всех своих орудий, но, судя по всему, не попала в цель. Криста грустно улыбнулась, получив сразу два урока. Первый: хуже ситуации, когда тебя узнают повсюду, может быть лишь ситуация, когда тебя не замечают вовсе. И второй: Питер Стайн, этот умник, этот шутник-острослов и почитатель женщин, — определенно не из тех слабаков, которые обычно поджидают ее за кулисами.

Криста снова прислушалась к тому, что он говорит.

— Проблема влияния весьма сложна, вы не находите? — уже более мягко заметил он. — Я, конечно, читал Джойса. Он мне никогда особенно не нравился. Но ведь, когда тебе что-то не нравится, это тоже своего рода влияние. Не так ли? Влияние оказывает почти все.

— Прекрасно сформулировано, — отозвался мужчина, весьма польщенный.

— Благодарю вас, — говоря это, Питер позволил себе чуть сыронизировать.

Он поднял глаза и снова перехватил взгляд Кристы. Его карие глаза сверкнули. Ее зеленые глаза сверкнули в ответ.

Криста была уже почти у цели и знала, что Питер Стайн ощущает ее близость. Он может не знать, кто она, но он глубоко тронут ее красотой. В этом Криста была уверена. Он продолжал беседовать со своими читателями, но за этим прекрасным высоким лбом блестящий ум Стайна целиком занят ею. Сердце Кристы забилось сильнее. Женщина, стоявшая перед ней, журчала над Стайном, как римский фонтан: