Жаркая луна. Десятый круг ада - [8]

Теперь, когда он решил, что отошел достаточно далеко, он стал голосовать, почти спокойный, но едва передвигаясь от усталости.

Минуту спустя перед ним остановился огромный грузовик марки «Бедфорд» с прицепом, под номером провинции Санта-Фе.

— Куда тебе? — спросил его водитель, смуглый человек с голой грудью; на мускулистой руке, похожей на портовый кран, на самом бицепсе красовалась неясная в полумраке татуировка.

Такой тип может спокойно, ничего не боясь, обращаться к любому на ты.

— А ку-у-да е-е на-а-правля-е-тесь вы, че, дру-у-жок? — отвечал Рамиро с парагвайским акцентом, не глядя ему в глаза.

— Я еду в Ресистенсию, разгружу товар, а там уже дальше, на Корриентес.

— Ну-е-е, это и — и ла-а-дно, я та-а-ам и сле-е-зу, в центре го-о-рода.

— Давай залезай.

Уже в кабине, глядя в окошко, Рамиро начал рассказывать небрежным тоном, подчеркивая свой парагвайский акцент, что у него поломалась машина в нескольких километрах отсюда, как раз на дорожном разъезде. Он хотел добавить, что решил идти пешком, пока кто-нибудь не предложил бы подвезти его; что он отыскал бы механика и затем отправился бы уже на своей машине в Санта-Фе, но тут понял, что водитель представляет собой одного из тех типов, которые способны сделать услугу, хотя по природе своей необщительны и молчаливы. Тот только кивнул, как бы показывая этим, что его не интересуют ни объяснения, ни чужие заботы. Человек хотел думать только о своем, и ему в высшей степени были безразличны истории, которые Рамиро мог ему рассказать. Рамиро поблагодарил его про себя от всей души и сел поудобнее на сиденье.

Он прокрутил в уме все, что произошло этой ночью, и подумал, не сон ли это, может, все случилось с кем-то другим? Вздрогнув, он вернулся к действительности, взглянув в окно: все тот же унылый, плоский пейзаж северного Чако, пальмы, которые вырисовывались на фоне ночного неба, а у реки Параны — серый, грязноватый тропический лес, бегущий вдоль дороги. И эта тяжелая невыносимая жара, такая осязаемо плотная, что, казалось, ее можно пощупать. Он исподтишка взглянул на водителя, который, покусывая зубочистку, уже всю раздерганную на волокна, сосредоточенно вглядывался в дорогу. Нет, это был не сон… Он снова закрыл глаза и, прислушиваясь к шуму мотора, задремал на несколько минут. Когда грузовик остановился на светофоре, на углу проспекта Авалос и улицы Двадцать пятого мая, Рамиро сказал:

— Спа-а-сибо, маэстро, зде-е-есь я слезу, — открыл дверцу и прыгнул, стараясь спрятать лицо от водителя, который проворчал что-то вроде: — Чао, парагва.

Рамиро его слова очень порадовали. Этот тип не представлял теперь никакой опасности. Все складывалось очень удачно.

Но, посмотрев на часы, он ужаснулся: было без десяти шесть, вот-вот начнет светать. Чтобы попасть домой, надо было пройти около восьми кварталов; опаснее всего, что домашние услышат, как он возвращается.

Рамиро дошел до своего дома, осторожно открыл дверь и посмотрел, не видит ли его кто-нибудь с улицы или из окон соседних домов… Никто еще не выходил из дому. Он снял ботинки в передней и весь съежился, услышав громкий стук своего сердца. Пересек столовую в полной тишине и вошел в спальню, прикрыв за собой дверь. Ему показалось, что в другой комнате Кристина делала утреннюю зарядку. Потом она пойдет на кухню варить себе кофе. Мать была в уборной или в ванной. Все получилось как надо.

Он разделся, прислушиваясь, очень осторожно и лег, уже в полусне спрашивая себя, мог ли он даже помыслить там, в Париже, что он, Рамиро Бернардес, будет способен на такое хладнокровие. Он дал бы голову на отсечение, что нет. Но после этой ночи он знал, что в этой жизни возможно все.

IX

Солнечный свет, проникавший сквозь щели металлических ставен, разбудил Рамиро. Монотонно и усыпляюще жужжал вентилятор, особенно когда он поворачивался резко налево и должен был обернуться вокруг своей оси, чтобы вновь начать движение. Рамиро только сейчас заметил вентилятор: вероятно, его включила мать. Он поразился, что не проснулся, когда входила мать, но, правда, она ходит чуть слышно. Только мать может войти в комнату убийцы так, чтобы тот ничего не услышал.

«Убийца», — повторял он, беззвучно двигая губами. Рамиро почувствовал резкую головную боль и приказал себе расслабиться.

За дверью мать с кем-то разговаривала.

— Конечно, дорогая, — говорила она веселым и удивленным тоном. Должно быть, какая-то посетительница. Он посмотрел на ручные часы: было четверть двенадцатого. Он спал недолго. — Какой редкий случай, — говорила мать, — ты никогда у нас не бываешь. — Голос как будто приближался к дверям его комнаты. Рамиро насторожился, приподнявшись. — Одну минуту, дорогая, — голос был слышен уже близко, — подожди, я пойду посмотрю, не проснулся ли он.

Рамиро быстро опустился на подушку и закрыл глаза как раз в ту секунду, когда мать входила в спальню.

— Рамиро…

Он приоткрыл один глаз, потом другой, притворяясь очень сонным.

— Дорогой, тебя спрашивает Арасели.

— Кто?! — Рамиро вскочил в ужасе, почти крича.

— Да, милый, дочь доктора Теннембаума из Фонтаны, где ты вчера провел вечер.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ