Жарилка - [2]

- Как существуем, дарагой?

- Понемножку, - ответил я и подумал: "Чего это он вдруг явился?"

- Что читаем? - Взял книгу с моего столика, полистал. - Тургенев. Проходили в школе. - Откинул книгу, наклонил голову, облокотился. - Дело вот в чем, дарагуша. Послезавтра моются женские бригады. Одежду на прожарку будет носить красивая девушка - черные брови, алые губки. Я хотел бы с этой девушкой встретиться в твоей землянке.

- С женщиной? В жарилке? Я этим не занимаюсь.

- Ты, извини, кушать не хочешь? Рыцарь?

- Лева! - Я рассмеялся. - Там сто градусов.

- Сто нам не нужно, но спешить придется. Как только выгрузите все вещи, сколько там бывает?

- Сорок - пятьдесят, на полу, может, и поменьше.

- Это нас устроит, дарагой. А если пустить сквознячок? Нам бы градусов двадцать. - Он подкрутил усы.

- Видишь ли, трубы не остывают скоро, да и нельзя остужать камеру перед загрузками. Заметят, придется объяснять.

- Пусти сквознячок, дарагой. Оставь мне на земляном полу градусов тридцать.

- Погорим, слушай.

- Попробуем согрешить, дарагой. - Он улыбнулся.

Пятьдесят женщин мылись в бревенчатой бане - говор, стук шаек, плеск воды, пар под потолком; да пятьдесят в предбаннике толпились голые, недовольные парикмахерами.

- Становись ближе! - требовали мастера, держа бритву наготове. - Лицо склони. Руки поднимай. Под мышками! Лобок! А пора и голову остричь. Да мне-то что, но привяжутся к твоим космам. - И уже стрекотала машинка, оставляя на голове светлые полосы.

Распахнулись двери. Вошел заведующий баней Федор Иванович Шишкарев, предупредил, что брать можно только по две шайки воды.

- А если волосы длинные?

- Если уж слишком лохматая - две с половиной шайки. Мыло нарезано всем хватит.

- Поторапливайтесь! - кричал я пожилым, исхудалым теткам, подносившим одежду. - Тепло падает. Часто распахиваю двери.

- Раздетых сразу две бригады! - оправдывались они. - Колец не хватает. У тебя дрова сырые. Жару мало. Тянешь резину.

- Плотно закрыл дверь! Всё! Камера заполнена.

- Эй, ты! - крикнули мне. - Смотри не пережарь. Подвешивай подальше от труб. Мы не вшивые.

Я обеспокоенно думал: "Не придет она, наверное. Хотя и есть способы отлучиться: одна заключенная попросилась у самоохранников в больницу - сто шагов до хирурга! - другой потребовалось встретиться с нарядчиком, третьей взять газеты в культчасти... Сорвутся мои добавки с кухни. А может, Лева занят. Чистит поди картошку".

- Еще два узла! - Ко мне спустилась по ступенькам чернобровая девушка лет двадцати пяти. - Последние! - Передавая одежду на кольце, она улыбнулась: - С тобой говорили? О камере?

Я кивнул.

Подкинул в топку сухие дрова, увеличилось пламя, стало быть, в землянку сильный жар хлынул, и я посмотрел на градусник, видневшийся из камеры через узкое стеклышко. Ртуть подымалась по столбику. Восемьдесят градусов, девяносто, сто, снова восемьдесят.

Вышел из полуямы по ступенькам и с другой стороны крикнул напарнику:

- Сухих подбрось! Огня мало!

- Успеем! Не торопись. Осиновые кругляки попались. Отдохни. А мы при чем тут? Начальство о сухих не позаботилось!

На градуснике - сто, сто десять. По песочным часам прошло пять минут. Трубы, разумеется, накалены, горячий воздух добирается до рубашек, висящих на кольцах, проник в рукава телогреек. "Не пережарить бы, не сжечь чего-нибудь". До меня одного старательного зека сняли здесь с работы сгубил узел одежды, близко подвешенный к раскаленной трубе.

Красавица явилась, когда мы выгружали одежду из камеры - было градусов семьдесят на термометре, а следом за ней вошел бывший грузинский нарком Лева, нырнул в мой полуподвальчик и закрыл двери. Я подумал: "Сгорят" - и поубавил жар в печке. Боялся дежурняка, считал минуты, выскакивал по ступенькам наверх - оглядеться. Опасное занятие, но как без него, если не хочешь голодать? Отказать Леве - это поссориться со всеми поварами, а они добьются - потеряю дезокамеру. Придурки крепко спаяны между собой...

Появился заведующий баней Шишкарев Федор Иванович. С порога громко спросил:

- Дела идут? Держишь температуру?

- Держу. Дрова сухие.

- Будь молодцом. - Он спустился по ступенькам ко мне, заглянул на термометр за стеклышком в камере. - Бабенку потеряли. Ускользнула. Могут к тебе сунуться.

- У меня не бывают бабенки.

- Да я так, на всякий случай. - Он поднялся по ступенькам и что-то кому-то сказал.

Красавица высунулась из жарилки мокрехонькая, но я спятил ее и захлопнул дверь, выпустил, только когда убедился в том, что Федор Иванович ушел.

- Господи! - сказала она. - Пот градом. Дайте глотнуть воздуха! Жарища. Умереть можно. А что, наших еще прожаривают? Обалдела. Пекло!

- Сматывайся живо. Схватят - платок потерян, скажи. За платком прибегала.

Выбрался из камеры и Лева со своим пиджаком в руке, с мокрым лицом, похожим на сталинское.

- Успела она убежать? Обливаюсь! Просил сквозняк. Сколько на градуснике?

- Пятьдесят пять. А у вас на полу было примерно тридцать.

- Там еще кто-то пыхтит. До жути темно.

Появился дежурняк из вольняшек. Я обомлел, ноги подкосились. "Ну, влип. Конец".

- А ты чего здесь, Лева? - спросил он.