Жарче, чем тропики - [32]

— Да! — с хриплым смешком Джамал провел кончиком языка по ложбине между ее вздымающимися грудями, потом обвел им набухшие соски, которые своими прежними ласками уже довел до крайней чувствительности. Мари задыхалась и извивалась под его пальцами, поддразнивающе побежавшими по внутренней стороне ее гладкого бедра, очерчивая каждую, даже самую крошечную мышцу на пути к средоточию ее естества.

Ее бедра непроизвольно вздрагивали от прикосновения руки Джамала. Ощущение у нее было такое, словно каждый нерв ее охваченного лихорадкой тела сплелся именно здесь, и каждая ласка все больше сводила ее с ума, пока она не вцепилась в отчаянии в Джамала, не нашла сама его соблазнительный рот, стремясь слиться с мужчиной всеми фибрами своей души, жаждая утолить обуревающее неуемное желание.

— Я постараюсь не сделать тебе больно, — прошептал он. — Но ты так напряжена, а я ждал так долго…

Он довел ее до такой степени возбуждения, что она окончательно утратила контроль над собой. Ничто уже не имело значения, ничто уже не воздействовало на ее лихорадочное состояние, кроме всепоглощающего желания заполнить наконец эту вызывающую невыносимую боль пустоту. Джамал скользнул между ее раздвинувшихся бедер, приподнял ее крепкими руками и ткнулся своей вздыбившейся, затвердевшей горячей плотью в средоточие ее женственности. Мари задохнулась и застыла, трепеща ресницами и испуганно вращая глазами.

— Расслабься, — процедил он сквозь зубы, естественно ожидая радушного приема.

— Пожалуйста… — Мари собиралась сказать «не надо», но не смогла вымолвить эти слова. Она была столь сильно, столь нестерпимо возбуждена, что первая же его попытка проникновения лишила ее способности и говорить, и думать.

Джамал гибко пригнулся к ней, прижавшись жесткими волосками груди к ее отвердевшим соскам, и, вновь овладев ее ртом, одним движением бедер вошел в нее. Острая боль сковала Мари, вызвала у нее неприятие. Когда она вскрикнула, Джамал освободил ее губы и уставился на нее. Его еще более потемневшее лицо исказилось от напряжения, с которым он пытался сдержать свое безудержное желание, его глаза полыхнули радостью обладания.

— Теперь ты действительно моя, любимая! — пропел он с нескрываемым удовлетворением.

Вопреки боли, Мари вновь была втянута в колодец сладострастного сексуального возбуждения. Ощущение его в себе, растягивающего ее, наполняющего ее, было столь глубоким и приятным, что она начала непроизвольно поскуливать. С ответным стоном Джамал погрузился еще глубже. И она утратила последние остатки сдержанности, когда он задвигался внутри нее, овладевая ею длинными мощными выпадами, которые утверждали его господство и ее капитуляцию.

Мари была потрясена собственной реакцией, захвачена его бурным ритмом, ее дыхание прерывалось, ее сердце билось о грудную клетку в одном ритме с каждым его выпадом.

Ее охватила первобытная жажда удовлетворения, и каждая клеточка ее существа пела, пока Джамал вгонял ее в безумное состояние бешеной страсти. Ее тело затряслось в конвульсиях, когда глубоко внутри нее произошел тепловой взрыв, который пронзил каждую клеточку ее плоти, опустошая Мари, ослепляя и оглушая ее, ошеломляя наивысшим наслаждением. И, когда Мари инстинктивно обвила Джамала руками и еще теснее прильнула к нему, содрогаясь вместе с ним в оргазме, когда для сопротивления у нее не осталось ни сил, ни желания, ей вдруг пришла в голову потрясающая мысль: ты любишь его, ты всегда любила его, призналась она себе.

Это можно было сравнить с падением в глубочайшую черную пропасть. Реальность нанесла Мари жесточайший удар. Никогда и ничто еще не потрясало ее так глубоко, как это лобовое столкновение с кипевшими подспудно эмоциями, с которыми она боролась до последнего.

Она любила его, но постоянно уверяла себя в том, что речь идет всего лишь о дурацком увлечении, но дурацкие увлечения не длятся так долго и не вызывают такой постоянной муки и противоречивости чувств. Джамал обладал всем тем, что не могло понравиться ей в мужчине, когда она вообще не желала иметь никакого дела с мужчинами. Она должна была бы возненавидеть Джамала с первого взгляда! И она пыталась возненавидеть его, еще как пыталась! Но ее постигла полная неудача, которую она отказывалась признать.

Мари все еще оставалась во власти чувств, когда Джамал перекатился на прохладное место в широкой постели, увлекая ее за собой. В полной тишине, лежа сверху на нем в его объятиях, Мари прислушивалась к его легкому дыханию и еще ускоренному биению его сердца. Она понимала, что если попытается встать, то не удержится на ногах. И была столь же убеждена в том, что если попытается убежать, то Джамал притащит ее обратно — ведь оба они знали, кто истинный хозяин положения. Эта истина вызвала у нее такое ощущение, словно к ее чувствительной коже приложили раскаленный утюг. Любовь стала частью ее существа и свела на нет все усилия защититься от этого всепоглощающего чувства.

Но откуда ей было знать, что Джамал использует ее похотливую жажду секса как оружие против нее? А ведь могла бы догадаться, с болью упрекнула она себя, вспомнив его едва сдерживаемую ярость, которую вызвал ее отказ от обручального кольца. Джамал решил поставить Мари на место, и неудивительно, что этим местом оказалась… его постель. Теперь-то она понимала, что он ни в коем случае не позволил бы ей остаться на ночь одной, особенно после всех ее поступков, после того, как он жаждал этого так долго.