Жара - [70]

Только родительская пара набралась наконец решимости подлететь к дереву, снизу, подальше от гнезда, откуда, перескакивая с ветки на ветку, они стали осторожно подниматься все выше и выше, то и дело наклоняя голову набок, высматривая, что и как, и прислушиваясь к тому, что происходит наверху, они звали свое дитя. Но наверху все стихло, никто больше не оборонялся и не сопротивлялся, и они тихо затрещали по-сорочьи, когда первый белый пушок, еще розовый у основания перышек, а вскоре после этого и черно-зеленые блестящие перья хвоста и крыльев закружились в воздухе, падая мимо них вниз.

Кровь сочилась из донышка гнезда, падала светло-розовыми на свету, черными в тени каплями на землю, обе взрослые птицы потерлись немного клювами об окровавленные ветки и стремительно вылетели вдруг из листвы, взмыли вверх, непривычно для себя войдя в штопор, словно потеряв от горя и ненависти голову, поднялись над гнездом с сидящим на нем ястребом в самое небо, чтобы потом, подбадриваемые громкими трескучими криками сорок, атаковать хищника в стремительном падении вниз.

Но тот, вытаскивая кишки из птенца, опустил голову и распластал крылья, накрыв ими гнездо, что заставило одну из сорок тут же повернуть, а вторая сумела-таки нанести ястребу удар, в клюве у нее торчал ястребиный пух, и тогда хищник оставил ненадолго свою жертву, видны были только торчавшие кверху желтые ноги сорочонка, и неуклюже и тяжеловесно перепрыгнул на пару веток ближе к напавшей на него птице. Он даже устал от такого маневра, вытянул шею, издал на удивление высокий крик, а его холодный взгляд, затененный горизонтальной бровью, отливал металлическим блеском. Сидевшие кругом сороки тут же вспорхнули и улетели к пустырю на Хазенхайде.

Только родители, перебравшись на две крыши подальше, наблюдали за продолжившейся трапезой хищника: как он долбил клювом мясо, рвал его на куски, снимал длинными полосками с костей их птенца, как откидывал назад голову, когда глотал, вытягивал шею, или как отрыгивал тот или иной кусок, чтобы разделить его еще раз. Это продолжалось не меньше часа, наконец он прыгнул на край гнезда, испражнился, пустив жидкую струю вниз, и, почистив немного перья на груди, ринулся камнем вниз, упал между домами, чтобы после нескольких ударов темных крыльев — отражение прыгало по сверкающим чистотой окнам — взмыть в красное небо и описать там несколько кругов.

Казалось, они собьют друг друга в полете крыльями, с такой поспешностью кинулись родители с топорщившимися перьями к дереву. Но сели все же на некотором расстоянии и стали медленно приближаться к гнезду, поднимаясь с ветки на ветку. Только когда ястреб окончательно исчез из виду, они опустились на край гнезда, по очереди спрыгнули в его середину, поклевали свежие косточки своего птенца, потерлись клювами о его клюв, еще раз и еще раз, молча, не издавая ни звука. Потом неожиданно ударили друг друга клювами и разлетелись в разные стороны.

Позднее — Де Лоо скатал ковер и внес с балкона пластиковые мешки с платьями и другим домашним скарбом в комнату — к гнезду подлетела ворона и попыталась поживиться остатками пиршества ястреба, но ей это никак не удавалось. Обглоданный череп с удивительно длинной шеей каждый раз перевешивал набок, ворона теряла равновесие и выпускала добычу из клюва. Но потом она все-таки нашла точку приложения своих сил, вцепившись в два верхних ребра, спрыгнула с гнезда и улетела с окровавленным скелетиком в клюве.

Де Лоо закрыл дверь, но не стал ее запирать. Он медленно спустился по лестнице вниз. Фрау Андерсен уже ждала его перед своей мастерской. Несмотря на галдевших, игравших в классики и отчаянно споривших детей в подворотне, она задремала. Старая женщина сделала прическу, на ней было синее бархатное платье, ажурная оранжевая накидка из ангорской шерсти на плечах, и Де Лоо, слегка дотронувшись до нее рукой, протянул ей ключи. Сцепив на коленях пальцы, она взглянула на него. Нижние веки покраснели.

— Вы уверены, что вы этого хотите?

Де Лоо кивнул, и она взяла у него связку ключей и сунула их в свою маленькую, обтрепанную по краям сумочку из крокодиловой кожи.

— Ну, хорошо. Тогда пусть он сдает квартиру. Назад ничего уже не вернешь. — Она поправила платье, подавила зевоту. — Ну, так поедем?

Он встал сзади нее, вынул у нее из волос завядший желтый цветок дрока. Потом отпустил тормоз, взялся за перекладину и покатил инвалидную коляску по тротуару, а она еще раз обернулась. Вздохнув, она оглядела серый, разрушаемый ветром и непогодой фасад переднего дома, местами обвалившуюся штукатурку и вылезшие наружу кирпичи.

— О боже!.. А ведь когда-то это было очень нарядное здание, Симон. Здесь жили кайзеровские офицеры. И когда солдаты маршировали, направляясь на учебное стрельбище в Хазенхайде, они салютовали, проходя мимо балконов. А сейчас приходится радоваться, если облицовка не свалилась кому-то на башку. Я три раза перекрещусь, как только избавлюсь от этих проблем. Знаете, что всегда говорил мой отец?

— Вы теперь уже все продали? — спросил Де Лоо, медленно везя ее по тихой улице, и женщина задумчиво кивнула. Она высвободила из-под манжета браслет из светлого янтаря.