Жара и лихорадка - [65]

Я не заметил, чтобы капитан или рулевой сверялись с картой. Босые, одетые в пропотевшие рубахи и засаленные шорты, они сменяли друг друга у штурвального колеса, направляя пароход то к левому, то к правому берегу. Как я ни всматривался, лишь с большим трудом мог различить границу между водой и джунглями. Какую же надо иметь память и чувство ориентации, чтобы вести пароход без всяких видимых знаков в полной темноте!

Время от времени с берега нам мигали неяркими огоньками небольшие деревушки. Каждый раз я диву давался, когда пароход приставал к берегу, где не было никакой пристани, чтобы высадить и забрать новых пассажиров.

Судно плывет вверх по реке, но одновременно приближается к берегу. Глушится мотор, и кажется, что мы стоим на месте. Когда вода начинает относить пароход вниз, капитан искусным маневром подводит его к самому берегу, и тут начинается целое представление: сначала с парохода летят узлы и узелки, потом связанная домашняя птица и, наконец, на берег ловко спрыгивают сами пассажиры. Эти люди, родившиеся и выросшие на великой реке, не испытывают никакого страха перед водной стихией. Вся высадка длится буквально несколько минут…

И снова шум мотора смешивается с ночным шумом джунглей. Люди, которые сошли с парохода, исчезли в густых зарослях мгновенно. Као, который видел уже все это не раз, лежит на подвесной койке, отгоняя комаров…

— Ты знаешь, — обращается он ко мне, — у здешних племен очень низкая сопротивляемость организма против тех болезней, которые завез сюда белый человек. Встречается туберкулез, разные детские заболевания. Медицина сделала тут большой шаг вперед. Но после того как вы увидите даяков в их «длинных домах», посмотрите на их колдовство и обряды, вам трудно будет поверить, что в 1967 году в Сараваке была сделана операция на сердце…

Мореплаватели и переводчики

В фактории Капит — оргия купания в горячей воде, последний бастион китайских прачек. Сюда же приплыли даяки за нужными им товарами в обмен на шкуры диких зверей. В Капите удобная пристань. Мы наблюдаем за приготовлениями к дальнейшему плаванию вверх по реке. Теперь у нас лодка с двумя новыми сильными моторами; вся команда — это рулевой и санитар-китаец, кстати, последний может объясняться с даяками и будет у нас за переводчика.

Мы закупаем подарки для будущих хозяев — сигареты, крепкую рисовую водку, а для первой жены вождя — набор ножей для разделывания рыбы.

Вечером знакомимся с местным избранным обществом, с интересом разглядываем друг друга. Ночью прогуливаемся вдоль реки, где идет разгрузка основного богатства страны — ценных пород дерева. Комары загоняют нас в дом. Рано утром Као стучит в дверь:

— Вставайте, через час отправляемся.

Я выглядываю в окно, тропический ливень льет как из ведра.

— Да, льет, — кивает Као головой, — но Сара’ее Мараис и Тео О-леонг говорят, что надо плыть: когда доберемся до места, ливень пройдет… Знаете, здесь они всегда правы. Не будем спорить, чтобы не задевать их самолюбия. Едем.

Два пакетика желтого китайского чая, немного риса и рыбные консервы в соевом соусе. Пока мы добегаем до лодки, промокаем до нитки. Укладываемся на дне лодки на матрасы. Наш багаж состоит из двух сумок. «Команда» — рулевой и китаец, по голым спинам которых стекает вода, меняются ролями: китаец пристраивается на носу и подает руками какие-то знаки, а рулевой запускает мотор и выводит лодку на середину реки. Дождь стучит по брезентовой крыше, и лодку нет-нет да и заносит на виражах. Я слышу, как рулевой и его помощник перекликаются друг с другом. Встать нельзя: здесь опасные омуты, и при такой скорости может выбросить из лодки.

Не могу понять, как команда может так долго находиться в подобном напряжении. После полудня ливень прекращается так внезапно, будто в небе закрыли кран. А мы несемся дальше и дальше.

Длинная ночь в «длинном доме»

Перед наступлением сумерек моторы глушат. Нас подхватывает сильное течение и сносит на несколько сот метров вниз, прямо к челнокам с гребцами, которые поджидают нас, чтобы доставить в деревню. Пересаживаемся только мы с Као, команда прибудет в деревню позднее. Конечно, можно было добраться до места и на моторке, но местный церемониал предписывает, чтобы почетных гостей до деревни довезли сами хозяева.

Еще несколько сот метров мы проплываем в полном молчании. Гребцы отлично сработались. Глядя, как их весла в такт ударяют по воде, кажется, что работает хорошо отлаженная машина.

Около гребцов сидят странные худые собаки. Пока мы будем гостить в деревне, они все время будут с нами. Надо сказать, что даяки никогда не расстаются с собаками, но обращаются с ними по принципу «кнута и пряника»: то гладят их и ласково с ними разговаривают, а то пнут босой пяткой так, что непонятно, как бедная псина остается жива.

По глиняному обрывистому берегу мы карабкаемся в деревню. Как и все поселения даяков, она расположена над самой водой; в ней три «длинных дома» (есть деревни, в которых по шесть домов). Два дома — около двухсот метров, а третий — около семисот метров в длину.

Что же такое «длинный дом»? И почему даяки их строят? Давайте поднимемся наверх, осторожно ступая по деревянному бревну с зарубками вместо ступенек, и поглядим на него сверху. Дом стоит на толстых сваях, грубо сколоченный пол поднят над землей на четыре метра. Под общей крышей каждая семья имеет отдельное помещение (соседи отделены друг от друга стеной). Вдоль всего дома идет общая для всех веранда, нечто среднее между коридором, клубом и гостиной. Добавлю от себя, что пол на веранде уложен кое-как и между досками большие щели. Надо быть очень внимательным, особенно ночью, если не хочешь сломать ногу или провалиться, что было бы не только опасно, но и неприятно. Дело в том, что у даяков не предусмотрено уединенное местечко, куда и король в далекой Европе ходит пешком. Когда надо выйти «по нужде», идут на веранду и облюбовывают себе местечко у общей стены. Все экскременты годами скапливаются под полом, и в «длинном доме» стоит невыносимая вонь. Я думаю, что в сезон дождей часть нечистот смывается в реку, но в другое время года под пол лучше не заглядывать.