Жара и лихорадка - [60]

Отец малярш

Мы снова ночуем в Апин-Апин, и снова в пять утра нас будит собачий хор… Итальянец изрыгает проклятья, они сыплются только что не на Папу Римского, а его пожелания — если бы они исполнились — привели бы к полному уничтожению всего собачьего рода на земле.

Наконец он откидывает москитную сетку и встает. Обливается холодной водой и при этом фыркает, как тюлень. Затем находит на столе очки, надевает и начинает бриться. Хорошее настроение возвращается к нему, и он соглашается начать нашу утреннюю игру в вопросы и ответы. Рабочий день здесь вообще начинается очень рано, а в полдень жизнь замирает; как говорят, «на солнце ходят англичане да собаки».

Мой профессиональный опыт давно убедил меня — и я уже говорил об этом, — что на глупые вопросы человек получает столь же глупые ответы. Однако я с упорством маньяка пытаюсь понять причины, почему маляриологи, с которыми я знакомлюсь, выбрали именно эту специальность.

Итальянец со смехом вспоминает, как он стал маляриологом. Когда он молодым врачом приехал в Африку, то был уже знаком с тропической медициной. В первый же день работы в больнице, когда все врачи сидели за обедом, неожиданно появился слуга и сказал, что из деревни привезли его молодую жену, с которой творится что-то непонятное. Она умоляет, чтобы ей помогли, иначе будет поздно…

Как каждый деловой человек, врач тоже не любит, когда его отрывают от дела.

— Так как я был самым молодым, — вспоминает итальянец, — то послали, конечно, меня. Я установил у молодой женщины малярию и вылечил ее. Вот с тех пор и пошло…

Он притворно вздыхает, но я-то отлично знаю, что его работа — это настоящая страсть всей жизни. Одно только перечисление стран, в которых он воевал с малярией, заняло бы не одну страницу.

— Италия? О, Италия — чудесная страна, — продолжает он. — Разумеется, каждую пару лет я еду туда в отпуск отдохнуть… Да, да, только отдохнуть. Что бы я там делал? Малярии ведь там нет…

— Доктор, когда мы ехали с вами в «Мурут мэйл», я записал название одной станции — Дуэнтцер. Название не похоже ни на малайское, ни на китайское…

— Немецкое, — быстро прерывает меня итальянец, — станция называется по имени врача, который жил здесь много лет. Его прозвали «отцом малярии», потому что он действительно был первым на Калимантане, кто лечил не только живших там европейцев, но и местных жителей. Лечил, как умел. Кстати, он собрал бесценные коллекции, которые пропали во время японской оккупации. Нет, я не встречал людей, знавших его лично, хотя и после оккупации они здесь наверняка жили… Теперь-то европейцы стараются подолгу не задерживаться в джунглях…

— Доктор, вот вы ездите по Африке и Азии, воюете с малярией. Что в вашей работе самое трудное?

— Комары. Их повадки. Из двух тысяч видов малярию разносят лишь несколько десятков. И у каждого вида свои повадки. Одни любят гнездиться на солнышке, другие — в тени. Одни личинки гибнут в соленой воде, другие предпочитают именно ее…

— На Новой Гвинее я столкнулся с так называемой мозговой лихорадкой. Что это такое?

— Да, к сожалению, есть такая… Температура у больного поднимается до сорока двух градусов и выше; он мечется, появляются признаки психического расстройства. Иногда человек гибнет всего за несколько часов. Лечение болезни усложняется тем, что трудно сразу поставить правильный диагноз: больного можно принять за сильно выпившего человека… Здесь, в джунглях, где сделать анализ крови на месте нельзя, исправить ошибку почти невозможно…

— Доктор, как вы, человек, находящийся на переднем крае борьбы с малярией, оцениваете шансы человека?

— Я надеюсь на появление новых лекарств, действующих более длительное время. Мне кажется перспективным и метод облучения комаров. Он называется у нас «триумф евнухов»… Его применение привело к почти полному уничтожению паразитов кокосовых пальм.

Может быть, повезет и с малярийными комарами? В борьбе с малярией огромное значение имеет сотрудничество правительств разных стран, иначе страна, где комары уничтожены, не гарантирована от того, что они не прилетят от соседей. Я не хочу заниматься предсказаниями, но убежден, что у моей профессии нет будущего…

Я с изумлением посмотрел на него.

— Малярия будет ликвидирована еще при моей жизни. Моя специальность даже потеряет право на существование. Но это поражение на самом деле будет самой большой победой.

«Бруней-003», или…

— Мы сообщили о вашем приезде в наше представительство в Брунее, — сказал мне на аэродроме в Кота Кинабалу доктор Чен. — Вас будут ждать прямо в аэропорту. Я убежден, что вы увидите в Брунее много интересного, если позволит луна…

Английский военный самолет, прилетевший из Куала-Лумпур, шел на посадку с таким шумом, что я не расслышал как следует слова доктора о луне… Может быть, это что-то вроде пожелания доброго пути? Переспросить же не решился, чтобы ненароком не обидеть доктора, который безупречно организовал мое пребывание на Сабахе.

Самолет заглушил моторы, и я услышал объявление по радио: «В последний раз вызываем пассажиров, отлетающих в Бруней».

Я прощаюсь. Через четверть часа самолет поднимается в воздух. Летим недолго и садимся на небольшом острове Лабуан, который когда-то служил для англичан трамплином на Калимантан. И сейчас еще на острове размещается база Королевских военно-воздушных сил, но я думаю, что быть ей там недолго, потому что не за горами ликвидация последних бастионов империи «к востоку от Суэца». Еще один недолгий перелет, и под нами в лучах солнца блестит купол мечети Брунея, самой большой во всей Юго-Восточной Азии.