Жар под золой - [50]

— Я знаю только одно, господин пастор, за этим кроется система. Сегодня это произошло здесь, завтра где-нибудь еще... И опять появляются люди, которые говорят: мы ничего этого не знали.

Пастор смотрел куда-то вдаль ничего не выражающим взглядом, голова его машинально качалась словно маятник.

— Видите ли, господин пастор, тут слова не помогут, даже когда они звучат с церковной кафедры. И если хотите знать, это одна из причин, почему я перестал посещать церковь.

— Ах, господин Штайнгрубер, неужели церковь должна устраивать в ризницах склады дубинок и револьверов? У нас, священников, одно оружие: слово... И слава богу, только оно.

— Может, это вас утешает, господин пастор, но не меня.

— Мне пора идти. Хороший у вас кофе.

Уже к вечеру пришла Хелен. Для меня это было неожиданно, хотя я не сомневался, что она придет. Я молча повел ее к заляпанным надгробиям, которые еще не начинал скоблить. На это, наверно, потребуется несколько недель, потому что краска проникла в поры старых камней, и неизвестно, удастся ли ее полностью удалить.

Хелен глотала подступившие к горлу слезы, я чувствовал, что она вот-вот расплачется.

— Боже мой, Лотар, у тебя на кладбище... Опять началось... Или никогда не кончалось.

Я взялся за тачку, которую оставил у могилы, чтобы отвезти на место. В другое время и в другом месте я бы усадил жену в тачку, как делал это иногда в нашем саду, и повез, а потом вывалил бы на траву. Жена хоть и визжала, но принимала шутку со смехом.

— Боже мой, Лотар, и это творится на наших глазах, в нашем городе, у тебя на кладбище, — сказала она, когда я убрал тачку.

— Ты считаешь, что наш город особенный? Нет, Хелен, он такой же, как другие, и так же восприимчив к заразе.

— Но в нашем городе есть памятники жертвам, и ставили их не для того, чтобы заполнять пустоты на недостроенных улицах.

— Тридцать лет — большой срок, Хелен.

— Наша Клаудия на такое не способна, — решительно заявила она.

Услышав имя дочери, я повел Хелен в свою каморку и показал картон с надписью:

— Вот, читай, ты с этим, кажется, уже сталкивалась.

Она тихо прочла вслух, четко выговаривая каждое слово:

— Как убрать жидов из Германии без шума? Через дымовую трубу!

— То же самое обсуждали тогда девочки в комнате у Клаудии, помнишь?

— Лотар, отвези меня домой, мне душно.

Тем не менее она взяла велосипед, на котором приехала из дому, оставив мне машину.

Мне показалось, что жена хотела сказать еще что-то важное, и я остановил ее:

— Хелен, в чем дело? Выкладывай.

— Возможно, я ошибаюсь, Лотар, не подумай, что я спятила, каждый может ошибиться, даже мать. В общем, сегодня я ехала трамваем в центр... Понимаешь, я иногда уверена, что Клаудия здесь, в городе...

— Бывает. Мне тоже порой лезут в голову самые невероятные мысли.

— Это не мысли, Лотар. Когда я вышла у Карштадта и повернула к Старому рынку, я увидела девушку, похожую на Клаудию как две капли воды. Видела ее какую-то секунду, не больше. Я остолбенела. А когда опомнилась и хотела броситься вслед за девушкой, подошел трамвай и все загородил. Потом уже было поздно, та девушка исчезла.

— Что ж, такие заблуждения случаются, мы уже как-то обсуждали это по другому поводу.

— Может, ты и прав, Лотар, наверно, я расклеилась, ведь день и ночь об этом думаю.

Я смотрел ей вслед, пока она не уехала с площади перед кладбищем.

— Замечтался? — Бюлер похлопал меня по плечу.

— Нет, думаю.

— Ну думай, думай. А я уже с полчаса тут, не хотел тебе мешать, вижу, ты с женой ходишь. Да, я давно ожидал, что что-нибудь да стрясется. Я ж тебе предсказывал, что работа здесь не такая спокойная, как кажется, но чтобы вот так, этого я не думал.

— И ты, конечно, знаешь, кто это сделал? — поддел я его.

— Конечно, знаю, Лотар, только не могу доказать.

— Бюлер, что бы ты делал на моем месте?

— Соскребал бы краску, понятно, больше ничего. Ну и еще поискал бы нору.

— Какую нору?

— Думаешь, они таскали бидоны с краской на себе, через стену, знаешь, сколько весит бидон, когда полный?.. Нет, здесь у них где-то должна быть нора... Поверь моему опыту, ну не в таком деле, а в других, как-нибудь расскажу, при случае. Знаешь, кладбище — самый надежный тайник, даже отчаянные храбрецы боятся ночью ходить на кладбище, для немцев оно по сей день самое священное место... Ладно, при удобном случае расскажу тебе, а сейчас надо домой, в семь ужин, не дай бог опоздаю, тигром набросится. Бабы, они такие, особенно моя старуха. Ну, пока.

Габи протирала окна, когда я ставил машину в гараж. Решив, что пора уже передать ей просьбу Франка, я перешел улицу и махнул Габи рукой, чтобы она слезла с подоконника.

Сначала Габи сделала вид, что не заметила моего знака, но потом все же спрыгнула на мягкий газон.

— Теперь снова блестят как зеркало, — сказала она Пфайферше.

— Они светятся, девочка.

Я отвел Габи в сторону.

— Ко мне заходил Франк, просит, чтобы ты вернулась домой. Прости и забудь. Ту он выгнал.

Пфайферша, услышав мои слова, крикнула:

— Выгнал, это хорошо!

Габи похлопывала себя замшевой тряпкой по бедру.

— Ага, простить и забыть, — протянула она. — Так вот, передай ему, что я плевать на него хотела.