Жар небес - [78]

Видимо, без помощи Кена ей не обойтись. Он хорошо разбирается в бухгалтерии. В его обязанности входило следить за потерями. Она пододвинула к себе телефон, но не успела взять трубку, как он зазвонил.

— Алло?

— Шейла? Это Джеф Коллинз. Со времени операции Коттона они с доктором Коллинзом перешли на обращение просто по имени.

— Надеюсь, все в порядке? — встревожилась Шейла.

— Почему люди всегда пугаются, если им звонит врач?

Она засмеялась:

— Прошу прощения. У вас, видимо, хорошие новости?

— Думаю, вам понравятся. Завтра можете забирать своего отца домой.

— Неужели! — воскликнула она. — Слава Богу!

— Прежде чем радоваться, поговорите с нашими медсестрами, — усмехнулся доктор. — Как бы вам через неделю не раскаяться и не отправить его обратно. Мы, конечно, не откажемся, но он поистине невыносим.

— Капризный старый ворчун, да?

— Самый капризный из всех, кого я знал.

— Я просто не дождусь, когда он вернется.

— Если хотите, можете подъехать сегодня после обеда. Я подготовлю вам документы на подпись. Таким образом, вам не придется возиться с этим завтра утром, когда мы будем выписывать других пациентов.

— Спасибо за предложение, Джеф. Я обязательно подъеду.

— Мы еще не говорили ему. Будет лучше, если вы сами принесете добрую весть.

— Спасибо еще раз, Джеф. До встречи. С гримасой отвращения она бросила все погашенные чеки обратно в папку, вместе со своими подсчетами. Проклятие, которым она недавно удостоила свою работу, осталось неснятым, но сейчас это уже не занимало ее. Ведь Коттон Крэндол возвращается домой.

— Я думаю приспособить под твою спальню кабинет на первом этаже. Может быть, мы не успеем закончить сегодня, но по крайней мере постель для тебя будет готова и ты сможешь любоваться видом на заднюю лужайку Бель-Тэр.

— Я хочу остаться в моей прежней спальне. Коттон разговаривал ворчливо, но Шейла знала, что он очень рад вернуться домой. Она старалась скрыть свою снисходительную улыбку.

— Доктор Коллинз сказал, что тебе нельзя карабкаться по лестнице.

Он обвиняюще затряс перед ее лицом указательным пальцем:

— Я не потерплю, чтобы из меня делали младенца. Ни ты, ни кто-либо еще. Хватит с меня больницы. Я не инвалид.

Вот именно — инвалид. И он сам знал это. Но Шейла понимала, как следует относиться к его словам.

— Какой еще инвалид?! Тебе придется изо всех сил работать вместе со мной, только сначала отлежись после больницы. Мне тебя баловать некогда.

— У тебя, как я слышал, и без меня помощники нашлись, даже чересчур усердные.

Он хитро поглядел ей в лицо из-под кустистых седых бровей.

Шейла постаралась сохранить на лице улыбку. О ком он говорит? О Кэше? Неужели Трисия все-таки проболталась, несмотря на их разговор?

— Дочь Веды, — проворчал он. — Как я слышал, она теперь квартирует в Бель-Тэр. Шейла облегченно вздохнула.

— Да, она живет у меня, по моему приглашению. Я считаю, что наша семья до некоторой степени ответственна за ее несчастье.

— Я слышал, она шлюха из последних.

— Не сомневаюсь, что именно так тебе и рассказали, — сказала Шейла, думая о злом языке Трисии. — Но у нее есть смягчающие обстоятельства. Джигер Флин несколько лет распоряжался ею как рабыней. А в последний раз едва не убил. К счастью, ей удалось бежать. Пока она не оправится, я хочу, чтобы она пожила у нас.

— Удивительное благородство!

Она сделала вид, что не заметила сарказма:

— Спасибо.

Нельзя сказать, что Шейлой руководило только чувство долга перед семьей Веды. Главным оказалось то, что она очень нуждалась в дружбе. В последнее время список ее друзей изрядно поуменьшился.

Кен стал избегать ее, после того как Шейла попросила оставить ее наедине с Кэшем. Это явно уязвило его гордость. Мало того, что перед этим он просил денег и любви, получив двойной отказ, так она еще усугубила оскорбление.

Кэш перестал приходить к ней в контору по утрам, чтобы выпить по чашке кофе. А если он возвращался вечером до того, как она уходила домой, то не заходил к ней в контору, а находил себе работу во дворе, занимаясь переучетом заготовленной древесины. Если ему случалось улыбнуться, создавалось впечатление, что на каменном лице его появлялась трещина. Карие глаза всегда смотрели мимо нее. Он был таким же отчужденным и готовым на грубость, как и в первые их встречи. Но вся эта враждебность где-то подспудно питалась неутоленным желанием. Она знала это, чувствовала всем телом, потому что мучилась теми же ощущениями.

Шейла ненавидела себя за то, что так отчаянно страдает по этому мужчине. Ей легче было видеть его раздраженным и язвительным, чем не видеть совсем. А воспоминания о том дождливом дне в его доме терзали ее постоянной неудовлетворенностью.

Некоторое утешение давали ей тихие беседы с Гейлой. Она рассказывала подруге о Марке, о своей жизни в Лондоне. В свою очередь Гейла, едва удерживаясь от слез, поведала ей о своей страшной жизни у Джигера Флина. Шейла хотела возбудить против него уголовное дело, но девушка и слышать об этом не желала.

— Прежде чем явиться на суд, он убьет меня, Шейла. Даже если будет в тюрьме, он найдет возможность. Кроме того, кто мне поверит?

Действительно, кто? Ее рассказы были на грани невероятного.