Жар небес - [56]

Кэш всегда заводился с пол-оборота.

Замечаний он не выносил и от драки никогда не уклонялся. Армия выработала и отточила боевые рефлексы, и они стали действовать с быстротой молнии, Со стороны могло показаться, что он отдыхает, наслаждается сигаретой, виски, зрелищем проливного дождя. На самом деле последние дни он был в таком же напряжении, как и Шейла, и вряд ли спал больше, чем она. Терпение его давно истощилось. К тому же он был не совсем трезв. Чтобы расслабиться, он выпил гораздо больше, чем следовало бы среди дня, и был настроен весьма воинственно еще до того, как Шейла вторглась на его территорию со своими необоснованными обвинениями.

Будь Шейла мужчиной, она бы уже барахталась в грязи под крыльцом, выплевывая зубы. Но женщинам Кэш никогда не причинял физической боли. Его оружием было презрение.

И теперь он весь буквально исходил сарказмом, когда сказал:

— Погода виновата, леди. Ты ждешь от меня, чтобы я заставил людей работать под дождем? — Он сделал широкий размашистый жест, обводя рукой мокрые деревья.

— Я брала тебя работать независимо от погоды.

— Но это тебе не короткий апрельский ливень.

— А по мне хоть бы и потоп! Мне надо, чтобы лесорубы работали.

— Ты в своем уме?! Рубить лес сейчас — это же самоубийство. Да и лесовозы не пройдут в такую грязь…

— Ты собираешься приступать к работе или нет?

— Нет!

Она чуть не задохнулась от ярости и бессилия.

— Жаль, что я не послушала, когда все мне говорили, что ты отвратительный тип.

— Возможно, но люди не могут пилить, валить и грузить лес в такой дождь. Если бы ты хоть раз сама увидела такую работу, то поняла бы это. Коттон никогда не послал бы людей работать в подобных условиях. И я не стану.

Вспомнив внезапно слова Трисии, Шейла прерывисто вздохнула:

— Твоя мать. И мой отец. Это правда? Они действительно…

— Да.

Она подавила рыдание.

— Но он был женат. У него была семья! — с болью закричала она. — Она потаскушка.

— А он сукин сын! — зарычал Кэш. — Я ненавидел, когда он приходил к ней.

Он угрожающе двинулся вперед, оттесняя ее к самому столбу.

— А мне приходилось жить с этим изо дня в день. Тебе-то что?! Ты была под защитой Бель-Тэр. А я должен был смотреть, как он пользовался моей матерью и мучил ее годами. И ничего не мог поделать.

— Твоя мать была взрослой женщиной. Она сделала свой выбор.

— Ничего себе выбор! Любить такую скотину, как Коттон Крэндол!

Шейла подняла голову:

— Попробовал бы ты сказать это ему в глаза!

— А я и сказал! Можешь у него спросить.

— Чтоб тебя к концу недели на Бель-Тэр не было!

— Да?! А лес к продаже кто будет готовить?

— Я, а что?

— Черта лысого, вот что! Ничегошеньки у тебя без меня не получится. — Он приблизился еще на шаг. — Будто ты не знаешь. Ты же прекрасно все понимала, когда ехала сюда, а? — Он оперся одной рукой о столб рядом с ее головой и прижался к ней всем телом. — А знаешь? По-моему, ты совсем не из-за этого сюда приехала. Тебе ведь не это надо, правда?

— Ты пьян!

— Да нет… пока.

— Я серьезно говорю. Чтобы ноги твоей… Она отошла от столба, он схватил ее за плечи и все ее высокомерие куда-то исчезло.

— Все твои неприятности, мисс Шейла, оттого, что ты не знаешь, когда остановиться. Тебе бы все измываться да измываться, а человек давно уже голову потерял.

Он впился в нее губами. Шейла отчаянно сопротивлялась. Извиваясь всем телом, она обрушила на него лавину ударов.

— Ну, призадумайся… — Он оторвался от ее губ ровно настолько, чтобы можно было говорить. — Ты же за этим сюда пришла?

— Отпусти!

— Ну уж дудки.

— Ненавижу!

— Но ведь хочешь, а?

— Черта с два!

— Хочешь, хочешь. Это ты поэтому злая, как черт.

Он опять прижался к ней губами. На этот раз его язык прорвался между ее зубов. По крыше громко стучал дождь, заглушая стоны возмущения, а потом капитуляции.

Она уступила ему помимо своей воли. Ее осознанное «я», ее воля были отброшены в сторону потоком чувств, который, столько дней не находя выхода, теперь бурно устремился во вновь проделанную брешь.

Но полное подчинение было не в ее упрямой натуре. Шейле удалось оборвать поцелуй. Она почувствовала, как набухают ее истерзанные губы. Пришлось сделать усилие, чтобы провести по ним языком. Она почувствовала вкус виски — его вкус. Вкус Кэша Будро.

Эта мысль показалась ей невыносимой. Она положила ладони на его обнаженные плечи, намереваясь оттолкнуть его. И тут он снова приблизил свои губы к ее губам, и они слились в долгом поцелуе. Ее пальцы напряглись, глубоко впиваясь в гранит его плеч.

Когда поцелуй окончился, она отвернула лицо и простонала:

— Перестань.

И он перестал. По крайней мере, он больше не трогал ее губ. Прижавшись открытым ртом к ее шее, он прохрипел:

— Ты этого хочешь не меньше меня.

— Не правда.

— Правда. — Он лизнул ее ухо. — Когда тебя последний раз как следует пользовали?

Она вновь испустила гортанный стон, который он остановил поцелуем. Слияние изголодавшихся губ превратилось в поцелуй-оргию, по-звериному жестокую.

Его язык полностью овладел ее ртом; казалось, он хотел вымести оттуда последние слова гордости и сопротивления.

Его руки скользнули вниз, накрыли ее груди и до боли сжали их. Он не стал церемониться ни с пуговицами на ее блузке, ни с крючками лифчика. Да и с податливой плотью, открывшейся ему, он был немногим нежнее.