Жанна де Ламотт - [8]

– Нет, благодарю вас…

– Жаль! Вы – отличный собеседник…

Но Люсли не стал дальше слушать, а простившись с Орестом, ушел из трактира. После его ухода Орест приказал половому:

– Принеси мне теперь графинчик за мой собственный счет…

6. Тень прошлого

Выйдя из трактира, где он только что беседовал с Орестом Беспаловым, Люсли выказал поспешность необычайную. Он вскочил в карету и крикнул кучеру:

– Как можно скорее домой!

Домом Люсли оказалась гостиница в Новоисакиевской улице, куда и привезла его карета во весь дух, потому что он то и дело подгонял кучера.

Люсли занимал номер в дорогом нижнем этаже и быстро прошел к себе.

Его ждал высокий благообразный старик с длинною седою бородой и волосами, выбивавшимися из-под черной шапочки, которую он не снял и в комнате. Одежду старика составлял длинный черный немецкий оберрок старинного фасона, и по-старинному же на его ногах были чулки, башмаки с пряжками и короткое исподнее платье.

По виду старика можно было принять за ученого восемнадцатого столетия, как бы случайно забытого на земле в девятнадцатом веке. Он сидел в большом кресле спиной к окну, так что мог сразу же разглядеть вошедшего Люсли.

Последний, войдя, поклонился так, точно хозяином здесь был не он, а ожидавший его старик.

– Ну что? – спросил тот, не отвечая на поклон Люсли и лишь пристально уставившись на него своими горячими, как уголья, глазами. – Молитвенник куплен?

Люсли, видимо, не ожидал ни такого сурового тона, ни такого определенного вопроса. Он остановился и почувствовал, что бледнеет и как невольная дрожь охватывает его. Подобного пронизывающего взгляда он еще никогда не видел.

– Нет, – нерешительно произнес он.

– Нет? – переспросил старик. – Молитвенник не куплен, несмотря на мое приказание купить его во что бы то ни стало?

– Но у меня не было денег! – слабо возразил Люсли.

– Вы пошли торговаться на аукцион, не захватив с собой денег?

– Со мной было всего тысяча восемьсот рублей, а мой конкурент дал тысячу восемьсот двадцать пять…

– Надо было дать больше.

– Но у меня с собой было всего тысяча восемьсот восемь рублей. Я никак не ожидал, что кто-нибудь будет так набавлять и этих денег мне не хватит.

– Значит, вы не имеете понятия об условиях аукциона. Имея даже меньшую сумму в кармане, вы бы могли набавлять сколько угодно.

– Как это так? – удивился Люсли.

– Очень просто, – пояснил старик, – ни на одном аукционе не требуют немедленного взноса платы. Вам достаточно было сегодня внести небольшой задаток, а плату полностью вы могли бы внести завтра или даже позже.

Люсли опустил голову и руки.

– Я этого не знал! – прошептал он.

– А между тем это настолько просто, что я даже не счел нужным предупредить вас об этом, – проговорил старик. – К сожалению, я не знал, что имею дело со столь малоосведомленным человеком. Как же вы не справились раньше обо всем? Ведь вы знали, насколько важно для общества иметь этот молитвенник в руках!

– Знал!

– Вы знали, что то, что скрыто в этом молитвеннике, стоит неизмеримо больше несчастных тысячи восьмисот рублей?..

– Знал!

– И все-таки упустили эту вещь, упустили по-детски, по-младенчески легкомысленно!.. А это было ваше первое дело, порученное мною вам, обществом нашим. Я знал, что вы еще новичок и потому дал вам легкое поручение, но вы и его не сумели исполнить. Это значит, что вы доказали свою полную неспособность. Общество не может в дальнейшем доверять вам. Я приказываю вам немедленно вернуть вашу фиолетовую кокарду, вы лишаетесь вашего цвета. Я заменю вас другим членом общества…

При этих словах старика Люсли отступил на шаг назад и, прижав одну руку к груди, другою провел по воздуху, как будто хотел отстранить что-то надвигающееся на него.

– Я не отдам своей кокарды! – решительно произнес он.

Старик усмехнулся и сказал:

– Вот как? Вы хотите насильно остаться одним из семи?

Люсли всплеснул руками и заговорил взволнованно и быстро:

– Нет, я ничего не хочу делать насильно, но я буду просить вас, молить, потому что имею право больше, чем кто-нибудь, носить эту кокарду. Тем, что я не купил сегодня на аукционе молитвенника, еще не все потеряно, решительно ничего, потому что я знаю, в чьих он руках. Он опять вернулся к французу Тиссонье, от которого попал к букинисту, продавшему его Орлецкому. Но этот Тиссонье, этот наперсник кардинала Аджиери, он находится при его сыне Николаеве. И вот этот Николаев – заклятый враг мой, понимаете ли. Я не отступлю ни перед чем в отношении его, если это будет нужно. Я должен во что бы то ни стало свести с ним свои счеты. Вы – новый «Белый» для нас, только что приехавший в Россию, – хотя и владеете отлично русским языком, но не знаете всего того, что происходит здесь и происходило до вас. Вы не знаете ни кто я, ни что я. Ну, так вам я расскажу… Я расскажу вам, потому что вы, как Белый, соединяющий все семь цветов, властвуете над нами и значит властвуете надо мной… Слушайте же! Эти рыжие волосы – не мои, они поддельные. Эти огромные синие очки, которые я ношу, служат мне для того, чтобы изменить мое лицо так, чтобы меня не узнавали. Я называюсь Иваном Михайловичем Люсли, а на самом деле я родился графом Константином Савищевым. Я был богат еще недавно, жил в богатом доме, у меня была мать, обожавшая меня… И я был дружен с этим Николаевым. Я принужден был разойтись с ним, потому что он перестал вдруг получать деньги, составлявшие его ренту, словом, он обеднел и не мог поддерживать прежние знакомства. Когда я сказал ему это, то выяснил, что он обозвал меня «подлецом». И этого «подлеца» я не прощу ему никогда. С тех пор меня стали преследовать несчастья. Я позарился на большое дело, у меня выманили метрическое свидетельство моей матери и устроили как-то так, что оно вдруг оказалось подложным. Как это вышло, я не могу разобраться до сих пор, но в конце концов на основании этого подложного метрического свидетельства брак моей матери с моим отцом, графом Савищевым, был расторгнут, а я был объявлен незаконным сыном!.. Наше состояние перешло к моей двоюродной сестре, и я вдруг оказался нищим, со старухой-матерью на руках, лишенным рода и племени, лишенным имени… И вдруг снова появляется этот Николаев, Саша Николаич, как мы все его звали. Он стал богатым, он владеет огромным состоянием, полученным им от отца, и мог пренебрегать мною, которому он бросил в лицо «подлеца…» Этого я не мог вынести. Чаша моего терпения переполнилась, и я, правда плохо сознавая окружающее, вышел на улицу, шел, не зная куда, очутился на мосту и бросился в реку. Жить мне стало невмоготу. Но оказалось, за мной следили! Меня спасли, и спасен я был по приказанию вашего предшественника, который, вернув мне жизнь, не захотел вернуть меня снова к нищете, но дал мне руководителя. Последний мало-помалу посвятил меня в тайны общества восстановления прав обездоленных и взамен этого потребовал от меня отречения от всех прежних связей, потребовал, чтобы я даже оставил мать, словом, все и предался исключительно обществу. Я согласился на все, лишь бы мне была дана возможность отомстить моему обидчику. И мне обещали это. Сегодня, правда, я исполнял первое данное мне поручение от общества и вот при исполнении этого первого своего поручения опять же наткнулся на того же Николаева. Молитвенник был куплен его посланным. Мне кажется, что это сама судьба посылает мне его. И я сделаю все, чтобы достать для общества этот молитвенник, хотя бы для этого мне пришлось даже убить Сашу Николаича. О, будьте покойны, я не моргну, делая это, – до того он мне ненавистен. Вот почему я не хочу отдать кокарду и молю не лишать меня моего цвета. Если вы сделаете это, уверяю вас, вы лишитесь самого преданного, самого отчаянного слуги вашего общества.