Жанна де Ламотт - [6]

Шрифт
Интервал

– Итак, вы купили молитвенник на том основании, что это – ваша государственная тайна? – начал Люсли, когда Орест опрокинул три рюмки водки, причем первую закусил кусочком черного хлеба с солью, а после второй и третьей только понюхал корочку.

– Да-с, это – тайна, так сказать, впрочем, не такая уж и сокровенная, – заявил Беспалов, заметно подобрев после выпитой водки.

– В чем же тут дело? – подзадорил его Люсли.

– А дело тут в том, что оный молитвенник составляет до некоторой степени семейную реликвию…

– Вашу?

– Нет, не мою, но лица, мною покровительствуемого…

– Вы кого-нибудь покровительствуете?

– То есть, положим, это выражение не совсем подходящее, потому что правильнее мы с ним просто в отличных, даже дружеских отношениях…

– Как же его зовут?

– Его полное имя – Александр Николаевич Николаев, а в аристократическом обществе его зовут сокращенно – Саша Николаич…

– И молитвенник составляет его фамильную реликвию?

Этот допрос, похоже, ничуть не смущал Беспалова, и потому он, не задумываясь, ответил:

– Совершенно верно. Этот молитвенник когда-то принадлежал аббату Жоржелю, ставшему впоследствии…

– …Кардиналом Аджиери, – подсказал Люсли.

– Вот-вот, кардиналом Аджиери. Оно самое.

– Так какое же отношение имеет кардинал Аджиери к господину Николаеву?

– А он не более, не менее как отец этого господина Николаева.

– Так Николаевич – сын кардинала?!

– Да, и одной русской графини, то есть, вернее, одной бывшей графини, а теперь просто госпожи Дюплон…

– Это что-то очень сложное…

– Да-с, история очень длинная и непростая; это смело можно сказать, не медведь в трубку начхал… Романея… цельная романея…

– Как вы сказали?

– Я говорю, романея, то есть романтическое происшествие, и если вы – писатель или хотя бы желаете стать таковым, вы можете заимствовать готовый сюжет…

– Расскажите, пожалуйста…

Орест Беспалов покачал головой.

– Если все рассказывать, то в этом графинчике водки не хватит…

– Вы не беспокойтесь, я велю подать еще, – сказал Люсли, после чего налил и себе рюмку водки и выпил ее приемом человека, тоже умеющего обращаться с этим напитком.

– Тогда извольте, – согласился Орест. – Надобно вам сказать, что я жил в так называемой своей семье, которая состояла из четырех душ: меня, то есть Ореста Беспалова, моего брата, слепого Виталия, молодой девицы, воспитанницы, или приемной дочери Марии и нашего отца, титулярного советника в отставке Власа Семеновича Беспалова. Сей почтенный гражданин земли русской разгуливал по дому с трубкой в халате. Слепой Виталий сидел в углу и мечтал о том, сколько миллиардов ему нужно для исполнения своих мечтаний. Девица Мария, отличавшаяся необыкновенной красотой, брала работу – шитье от разных лиц аристократического происхождения, и тем увеличивала наш скудный бюджет… Я по преимуществу ходил в трактир и играл там на бильярде…

– Да что ж вы про себя все рассказываете? Вы мне расскажите про Александра Николаева и про молитвенник…

– Дойдет дело и до этого всего. Вы только следите внимательно за нитью моего рассказа, а также и за тем, чтобы была водка в графинчике…

5. Рассказ Ореста

– Титулярный советник Влас Семенович Беспалов, в сыновьях которого я имею честь состоять, – продолжал Орест, – обладал домишком низменного, правда, свойства, но все-таки довольно приличного для местожительства нашего, извините за выражение, семейства. Досточтимый мой родитель нашел, что наше обиталище несколько просторно и что имеется возможность сдавать одну комнату, хотя, заметьте, я, Орест Беспалов, имел свое логовище в проходном коридорчике за шкафом. Как сейчас помню это время: родитель сам написал на куске бумаги: «Сдается комната со всеми удобствами», сам сварил клейстер и, не пожалев его, наклеил надпись на окно, и вот эту комнату нанял названный уже мною вам Александр Николаевич Николаев, с которым впоследствии я сошелся так, что не могу упустить случая, простите, выпить за его здоровье.

Орест налил себе водки, выпил, а потом опять заговорил:

– Господин Николаев был молодым человеком, блиставшим, можно сказать, в петербургском обществе, но не знавший ни отца своего, ни матери и вообще не имевший никаких сведений о своем происхождении. Однако по паспорту он значился дворянином, был воспитан в Париже неким человеком, а затем, после смерти этого человека и по его указанию, перебрался в Петербург и получал здесь, через заграничный банкирский дом, неизвестно от кого, изрядную сумму, кажется, тысячу рублей в месяц. Ну, разумеется, эти деньги позволяли ему быть среди высшего общества столицы и все прочее… И вдруг в банке ему сказали, что выдача денег ему прекращается и больше он их получать не будет… Александр Николаевич распорядился круто и это послужило ему спасением, потому что он нашел меня… Он решил, лишившись средств, немедленно изменить жизнь, катившуюся до сих пор для него слишком роскошно, и нанял сдаваемую титулярным советником Беспаловым комнату. Тогда мы встретились, и с тех пор уже не расставались.

– Что же, он тоже любит выпить? – усмехнулся Люсли.

– К сожалению, – вздохнул Орест, – у него огромный недостаток: он совершенно не признает водки и, несмотря на все мои убеждения, пренебрегал этим напитком… Мало того… даже меня старается отучить от водки, хотя это все равно, что отучить месяц ясный от солнечных лучей, которыми он светит… знаете? – вдруг перебил сам себя Орест, – это так здорово сказано, что я по этому поводу выпью.


Еще от автора Михаил Николаевич Волконский
Темные силы

У всех, кто интересуется историей, появился шанс пополнить свою библиотеку книгами, которыми зачитывались наши бабушки и дедушки. Издания эти пользовались огромной популярностью, а современному читателю они практически неизвестны. Читатель найдет разгадку тайн истории России и других стран, насладится запутанной интригой, где есть дуэль и коварство, дружба и любовь. Князь Михаил Николаевич Волконский (1860-1917) - беллетрист, драматург, в начале XX века был одним из самых популярных исторических романистов России.


Ищите и найдете

"Ищите и найдете" — роман о тайной борьбе масонов и иезуитов при дворе Павла I.Для романа "Ищите и найдете" (1904) М.Н. Волконский выбирает тему весьма значимую — тайную борьбу мистического, масонского общества перфектибилистов (их пароль — "ищите и найдете") с агентами ордена иезуитов, проникшими в Россию по поручению Наполеона Бонапарта: рассорить Павла I с королем-изгнанником Людовиком XVIII, нашедшим приют в Митаве благодаря гостеприимству российского императора. Но в развитии этот сложной политической интриги у Волконского участвуют не крупные исторические фигуры, а два молодых приятеля — художник Варгин и доктор Герье.


Князь Никита Федорович

 В первый том Собрания сочинений некогда известного, а ныне практически забытого драматурга и беллетриста М.Н.Волконского (1860-1917) включены исторические романы. "Князь Никита Федорович" повествует о судьбе одного из предков автора. Действие романа происходит в тот период, когда Анна Иоанновна - вначале герцогиня Курляндская - становится российской императрицей. Сюжет романа "Записки прадеда" разворачивается в самом конце царствования Екатерины II, а повествует роман о судьбе молодого человека, втянутого в водоворот дворцовых интриг и других невероятных происшествий.


Слуга императора Павла

Роман «Слуга императора Павла» посвящен рассказу о попытке предотвратить заговор и спасти Павла I.


Два мага

Действие романа «Два мага» происходит во время русско-турецкой войны. События разворачиваются вокруг наделенного магической силой золотого медальона, за которым охотятся сразу несколько человек.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.


Брат герцога

Роман «Брат герцога» рассказывает о триумфе и падении Густава Бирона — удачливого в службе, но несчастливого в любви генерал-аншефа.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.