Жанна де Ламотт - [68]

Дук склонил голову и потупился.

– Так ты так говорила с ним только для того, чтобы получить деньги?

– А для чего же еще?.. Неужели вы думаете, что меня может заинтересовать такой незначительный господин?.. Если бы я захотела, на меня бы обратили внимание люди, которые – не чета Николаеву! – И, сказав это, княгиня Мария встала и гордо вышла, а дук остался на месте, уничтоженный поистине величественным спокойствием своей жены.

46. Он расскажет…

Саша Николаич, вернувшись домой после объяснения с княгиней, отправился к себе в кабинет и не вышел ни к обеду, ни к вечернему чаю, сказав, чтобы ему не мешали и что он хочет остаться один.

И он один провел целый день у себя в кабинете, раздумывая и размышляя и чем больше он это делал, тем более приходил к убеждению, что бывшая Маня Беспалова, ставшая княгиней Сан-Мартино, в сущности осталась такой же, какой была прежде. Она и прежде была красивою, но и только. Душевных же качеств Саша Николаич никогда не знал за нею и разве только в своем ослеплении мог наделять ее этими качествами.

Ее очевидная готовность, оставаясь княгиней Сан-Мартино, обманывать своего мужа была органически противна такому человеку, как Саша Николаич, воспитанному совсем в других традициях, чем те, которые господствовали в обществе восемнадцатого века.

Его воспитатель, поклонник французских энциклопедистов и потому ярый противник барственной распущенности времен маркизов и маркиз, внушил ему совсем иные правила.

Саша Николаич воспринял эти правила, как основу жизни и не мог примириться с тем, чтобы та женщина, которая на минуту вследствие своей внешней красоты показалась ему идеалом, могла в нравственном отношении не соответствовать этим его правилам.

Он испытывал разочарование до болезненности обидное и не хотел никого видеть, сомневаясь даже, стоит ли ему жить вообще, если в такой прекрасной оболочке, каковой была княгиня Мария, не вмещалась и духовная красота, как ее понимал он.

Стемнело.

Саша Николаич ничего не ел, но ему и не хотелось есть.

Ночь была такая теплая, как и все стоявшее в Петербурге лето. Все словно замерло кругом, и тишина, царившая в природе не нарушалась ни звуком, ни шорохом листьев.

Николаев не зажигал у себя лампы и, сидя в темноте у растворенного окна, глядел вверх на звезды, которые манили его к себе от низменной, греховной земли.

И совершенно, как в тот раз когда он с трепетом ждал звука соловьиной песни, раздался и теперь свист Беспалова, беспечно насвистывавшего «Гром победы, раздавайся!»

Саша Николаев хотя и не был на земле и думал совсем о другом, однако ясно различал, что свист этот приближается. Вот наконец он уже под самым окном…

– Гидальго, вы здесь?.. – раздался голос Ореста, и вслед за тем его длинная фигура, задев за куст, вскарабкалась на подоконник и уселась на нем.

Конечно, от него сильно пахло водкой.

– Фу! – с омерзением сказал Саша Николаич.

– А что? Пахнет?.. – осведомился Орест и прищелкнул языком. – Не правда ли, я в случае надобности могу заменить ароматическое саше из алкоголя?.. Ну а вы, гидальго, болеете?

– Оставьте меня, Орест, в покое. Я же просил, чтобы мне не мешали!

– Против этого имею возразить на основании многих пунктов. Пункт первый!

Орест загнул палец.

– Я с утра не был в вашем благочестивом жилище и не мог быть осведомлен относительно отданных здесь распоряжений! Пункт второй! В силу установившихся между нами отношений меня ваши строгости не касаются. Пункт третий!.. Видите ли, гидальго! Я мог бы привести пунктов сколько угодно, но буду краток и выразителен, что так идет, как вы знаете, к моей всегдашней скромности! Я все знаю, что с вами сегодня случилось насчет превратной принчипессы, и знаю потому, что вы больны и чем именно, отчего вы сидите в темноте, у косяка окна и разглядываете звезды без телескопа.

– Что вы говорите? – удивился Саша. – Откуда вы можете знать?

– Из самого достоверного источника!

– Может быть, она прислала вас?

– Нет, на этот раз я пришел сам или, вернее, пришел потому, что вышел из себя… Теперь вы, конечно, в огорчении и не можете понять, как это остроумно сказано. Впоследствии же, когда распознаете, можете пережить момент отчаянной веселости. Я узнал благодаря судьбе чем вы, собственно, болеете, и привел к вам лекарство!.. Желаете испробовать его?.. – Орест обернулся в сторону сада и, наклонившись, позвал: – Пожалуйте сюда, мой добрый друг!

В ту же минуту из-за кустов появился бывший граф Савищев, которого Саша Николаич узнал по облику, так как видел его в последний раз сравнительно давно днем и недавно здесь, в своем кабинете ночью, когда было так же темно, как и сейчас.

– Вы не бойтесь, пожалуйте сюда!.. Сядьте!.. – ободрил Орест Савищева, относясь к тому так, как фокусник обращается к дрессированной им собаке.

Савищев не торопясь приблизился к окну и сел на подоконник по другую сторону той, где сидел Орест.

– Вот вам две живые кариатиды! – сказал Орест. – Узнаете его, гидальго?.. Он расскажет вам сейчас же такие вещи, которые сразу же излечат вас и изменят все ваше миросозерцание!

47. Нет, это – правда

– Я теперь в таком положении, – стал рассказывать бывший граф Савищев, – что мне выбора нет! Теперь я восстановил против себя людей, от которых всецело зависел, а это – такие люди, что не остановятся ни перед чем! Мне остается только одно: искать убежища у вас!..