Жанна де Ламотт - [66]

Она решила сначала выяснить вопрос о расписке с мужем, а затем вернуться с Николаевым к разговору о его доме. В настоящую же минуту она поспешила заговорить о другом.

А сам Николаев только и желал этого.

– Да! Не будем говорить о деньгах! – восторженно произнес он. – Есть вещи, которые нельзя оценить никакими деньгами!..

– Например?..

– Например, вашу улыбку!.. Да ведь кто хоть раз увидел ее, тот не сможет забыть то счастье, которое испытал, когда вы улыбнулись!..

И между ними начался один из тех разговоров, которые имеют обыкновение вести влюбленные в начале девятнадцатого столетия, то есть разговор высокопарный, с деланными, метафорическими фразами, условными поэтическими выражениями, соответствовавшими эпохе. Но суть всего этого была та же самая, что и испокон века. Та же постепенность соблюдалась в разговоре, и княгиня Мария, поощрявшая своим вниманием любовное красноречие Саши Николаича, вела себя в данном случае, как все женщины, когда перед ними тот, кто им нравится.

Мало-помалу Саша Николаич сполз с низенького кресла, на котором сидел, и очутился на коленях; рука княгини Марии оказалась в его руках, и он припал к ней горячими губами.

Вечная песня… Старая история… Старая, как мир…

– Мария! – страстно шептал Саша Николаич. – Я верю в то, что мы рождены друг для друга, что наши души давно слились на небесах, мы соединимся здесь, как они слились там, чтобы быть неразлучными… Я много думал о нас в последние дни и признал, что счастье для нас не невозможно… Мы можем соединиться с тобой…

– Но я не могу оставить дука, моего мужа! – сказала княгиня Мария.

– Можешь… Все можешь сделать… А для тебя это легче, чем для всякой другой!.. Ты обвенчана с дуком лишь по католическому обряду за границей, и ваш союз скрепляет договором гражданского обрядя лишь Франция. Все это не обязательно для тебя здесь, в России, как для православной и для русской подданной; мы можем обвенчаться по православному обряду.

Это было вовсе не то, чего желала княгиня Мария. Она хотела возвышенных поэтических отношений к молодому и нравившемуся ей человеку, но обстановку жизни, титул, знакомства и положение она хотела сохранить княжеские и оставаться по-прежнему женой дука дель Асидо. Перспектива стать просто госпожой Николаевой и пользоваться доходами с определенного капитала, а не швырять деньгами, когда и как заблагорассудится, вовсе не прельщала ее. И потому она не ответила на слова Саши Николаича тем восторгом, которого он ждал от нее.

А он так был уверен в этом восторге с ее стороны, что, увидев как будто даже нахмурившееся лицо княгини Марии, вдруг весь вспыхнул и заговорил взволнованнее прежнего, с нескрываемым испугом:

– Что значат эти нахмуренные брови и серьезно сжатые губы?.. Я не ждал этого… Я думал, что когда я выскажу свой план, скажу, что нам можно будет соединиться навек перед Богом и людьми, то мои слова будут встречены с радостью.

– Вы слишком многого требуете от меня!

– Как многого?! – воскликнул Саша Николаич, не помня хорошенько, что говорит. – Да разве не вы улыбались и глядели на меня так, что я читал бессловесный ответ моему чувству в ваших глазах!.. Да сейчас… Сию минуту я на коленях целовал ваши руки… Разве после этого я не получил права назвать вас своей женой, если есть возможность сделать это перед законом?!

– Не все ли равно, чьей женой я буду называться?! – проговорила она так, что нельзя было разобрать, всерьез ли говорит она, или шутит.

Но Саша Николаич вдруг поднялся и выпрямился.

– Не говорите так! – почти закричал он.

– Да полноте, успокойтесь! – стала было его уговаривать княгиня.

Но Николаев, как закусивший удила конь, понесся вперед, не признавая никаких задержек.

– Как?! Помириться с тем, чтобы вы носили имя другого, чтобы этот другой был тот старый муж, которого бы мы обманывали, воруя у него наши поцелуи, наше счастье и скрывая его от людей, как ворованное?.. Нет, я на это не способен! Я и сам не хочу лгать и не могу уважать ту женщину, которая будет вместе со мной лгать… Я знаю, что многие идут на такую низость, но я слишком люблю вас…

– Кто дал вам право говорить все это? – вдруг с сердцем произнесла княгиня.

– Моя любовь… – начал было Саша Николаич.

– Вы не смели бы говорить о своей любви, если бы я не дала вам права, а потому вы ничего не можете требовать, кроме того, что я хочу вам позволить! А если вы забылись настолько, что не можете соразмерить ваши слова, то лучше уйдите и возвращайтесь, когда придете в себя!

– И уйду!.. И уйду! – с отчаянием неистовства повторил Саша Николаич. – Все пусть пропадет, но я уйду»!

И как будто боясь, что не выдержит и останется, он, схватившись за голову, выбежал на улицу.

45. Три двери гостиной

Не успел Саша Николаич выбежать из комнаты в одну дверь, как в другой с балкона появился человек в больших темных очках, рыжеволосый.

Княгиня Мария при виде его невольно взялась за сонетку и хотела крикнуть, но он остановил ее, протянув к ней обе руки.

– Ради бога, не звоните и не пугайтесь! Я не сделаю вам зла!..

– Что вам здесь нужно? – спросила княгиня, успокоенная робким и даже как будто приниженным видом посетителя.