Жанна д’Арк - [25]
Франции душа бессмертная — Дева Жанна — в цепях у англичан; но ошибка их в том, что эту бессмертную душу могут они умертвить.
— Если меня англичане убьют, — говорила Жанна, — то я, после смерти, буду вредить им больше, чем при жизни, и, сколько бы меня ни убивали, все, для чего я пришла, — исполнится![315]
Очень боялись англичане, чтобы французы не освободили Жанну внезапным нападением или хитростью; но, может быть, еще больше боялись, что «ведьма» знает освобождающее от цепей волшебное «слово», «заговор».[316] Жанна в цепях была им так же страшна или даже страшнее, чем на полях сражений. Вот почему посадили ее, как хищного зверя, в железную клетку, такую низкую, что в ней нельзя было стоять, и еще приковали к ней цепями за шею, за руки и за ноги.[317] И потом, когда уже выпустили из клетки, — днем надевали ей на пояс, а ночью на ноги двойную, прикрепленную к стене тюрьмы железную цепь.[318] И глаз не спускали с нее пять тюремщиков из тех английских ратных людей, настоящих разбойников, которых французы называли «кошелерезами», спавших в той же тюремной келье, где Жанна.[319]
Английские вельможи и рыцари обращались с нею не лучше, а может быть, и хуже этих разбойников.
Когда герцогиня Бедфордская, вместе с другими «опытными» женщинами, исследовала девство Жанны (по той же причине, как некогда пуатьерские судьи: потому что дьяволом растленное девство — несомненный признак «ведьмы»), то герцог Бедфордский, регент Англии (конечно, не без ведома супруги, потому что оба были слишком добродетельны, чтобы могло быть иначе), подсматривал в щелку.[320] А когда Жанна, не на суде, а в тюрьме, забывши, должно быть, с кем имеет дело, однажды воскликнула: «Будь во сто раз больше Годонов, они не получат Франции!» — то один из английских «благородных людей», «джентельменов», сэр Гемфри, констебль Англии, выхватив из ножен шпагу, ударил бы скованную девушку, если бы другой «джентельмен», граф Варвик, военный градоначальник Руана, главный тюремщик Жанны, не удержал его за руку, потому что за нее было «слишком дорого заплачено», не английской кровью, а золотом.[321]
21 февраля 1431 года, в восемь часов утра, в часовню Руанского замка, в присутствии монсиньора епископа Бовезского, Пьера Кошона, брата Лемэтра, наместника главного Инквизитора Франции, Генриха, герцога Бедфордского, архиепископа Винчестерского и кардинала Англии, а также множества французских и английских епископов, аббатов, священников, архидиаконов, каноников, мèонахов бенедиктинского, доминиканского, францисканского и других орденов, докторов и бакалавров богословия и законоведения, — введена была для первого допроса Жанна, с цепями на ногах, в мужском платье, казавшемся судьям ее невиданным «бесстыдством и мерзостью».[322]
— Жанна, думаете ли вы, что посланы Богом? — спрашивает ее епископ Бовезский.
— Лучше бы я хотела быть четвертованной, чем прийти к людям, не будучи посланной Богом, — отвечает Жанна так, как будто не судима, а судит. — Вы говорите, что вы — мои судьи. Но берегитесь… ибо я воистину послана Богом… Я знаю, что англичане будут изгнаны из Франции… я это знаю так же несомненно, как то, что вижу вас перед собой… Если бы этого Господь не говорил мне каждый день, — я умерла бы давно![323]
Дольше, упорнее и хитрее всего, со множеством судейских и богословских ловушек, допрашивали ее о посланном королю «знаке» и об открытой ему Жанной «тайне» в их первом Шинонском свидании. Сразу поняла Жанна, что судьям нужно об этом допытаться для того, чтобы обвинить не только ее, но и короля в крайнем отступлении от Церкви и в ереси злейшей — колдовстве. Тонко и твердо отличая «тайну» от «знака», говорила она только о нем, чтоб оправдать короля, а о тайне молчала, слова не проронила до конца.
— Не был ли тот знак венцом золотым, серебряным или из драгоценных камней? — спрашивали судьи, пытаясь подойти через «знак» и к «тайне».
— Этого я вам не скажу, — отвечала Жанна и, как будто смеясь над ними и дразня их, прибавила: — Знак вам нужен один, — чтоб освободил меня Господь из ваших рук: это и будет для вас вернейшим знаком![324]
— Не было ли Ангела над головой короля, когда ваши Голоса указали вам на него? — подходят судьи с другой стороны.
— Будет об этом! — отвечает Жанна так спокойно и властно, как будто не судьи, а она сама ведет допрос.[325]
— Вы должны говорить все, что знаете, — настаивают судьи.
— Нет, всего я вам не скажу, лучше отрубите мне голову! — говорит она так, что все чувствуют: как говорит, так и будет; умрет, а всего не скажет.[326]
Множество законоведов и богословов ученейших, — всего Парижского университета и всей Римско-католической церкви цвет, — собралось на эту безграмотную сельскую девочку, почти ребенка, и ничего не может с нею сделать. Ловят ее, в каждом вопросе ставят ей западню; но она неуловима для них, как птица — для гончих.[327]
— Говорит ли св. Маргарита по-английски?
— Как могла бы она говорить по-английски, не будучи на стороне англичан?
— Значит, святые англичан ненавидят?
— Любят они тех, кого любит Бог, и ненавидят, кого Бог ненавидит.
1715 год, Россия. По стране гуляют слухи о конце света и втором пришествии. Наиболее смелые и отчаянные проповедники утверждают, что государь Петр Алексеевич – сам Антихрист. Эта мысль все прочнее и прочнее проникает в сердца и души не только простого люда, но даже ближайшего окружения царя.Так кем же был Петр для России? Великим правителем, глядевшим далеко вперед и сумевшим заставить весь мир уважать свое государство, или великим разрушителем, врагом всего старого, истинного, тупым заморским топором подрубившим родные, исконно русские корни?Противоречивая личность Петра I предстает во всей своей силе и слабости на фоне его сложных взаимоотношений с сыном – царевичем Алексеем.
Трилогия «Христос и Антихрист» занимает в творчестве выдающегося русского писателя, историка и философа Д.С.Мережковского центральное место. В романах, героями которых стали бесспорно значительные исторические личности, автор выражает одну из главных своих идей: вечная борьба Христа и Антихриста обостряется в кульминационные моменты истории. Ареной этой борьбы, как и борьбы христианства и язычества, становятся души главных героев.
Тема власти – одна из самых животрепещущих и неисчерпаемых в истории России. Слепая любовь к царю-батюшке, обожествление правителя и в то же время непрерывные народные бунты, заговоры, самозванщина – это постоянное соединение несоединимого, волнующее литераторов, историков.В книге «Бремя власти» представлены два драматических периода русской истории: начало Смутного времени (правление Федора Ивановича, его смерть и воцарение Бориса Годунова) и период правления Павла I, его убийство и воцарение сына – Александра I.Авторы исторических эссе «Несть бо власть аще не от Бога» и «Искушение властью» отвечают на важные вопросы: что такое бремя власти? как оно давит на человека? как честно исполнять долг перед народом, получив власть в свои руки?Для широкого круга читателей.В книгу вошли произведения:А.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«… Показать лицо человека, дать заглянуть в душу его – такова цель всякого жизнеописания, „жизни героя“, по Плутарху.Наполеону, в этом смысле, не посчастливилось. Не то чтобы о нем писали мало – напротив, столько, как ни об одном человеке нашего времени. Кажется, уже сорок тысяч книг написано, а сколько еще будет? И нельзя сказать, чтобы без пользы. Мы знаем бесконечно много о войнах его, политике, дипломатии, законодательстве, администрации; об его министрах, маршалах, братьях, сестрах, женах, любовницах и даже кое-что о нем самом.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.
Книга выдающегося польского логика и философа Яна Лукасевича (1878-1956), опубликованная в 1910 г., уже к концу XX века привлекла к себе настолько большое внимание, что ее начали переводить на многие европейские языки. Теперь пришла очередь русского издания. В этой книге впервые в мире подвергнут обстоятельной критике принцип противоречия, защищаемый Аристотелем в «Метафизике». В данное издание включены четыре статьи Лукасевича и среди них новый перевод знаменитой статьи «О детерминизме». Книга также снабжена биографией Яна Лукасевича и вступительной статьей, показывающей мучительную внутреннюю борьбу Лукасевича в связи с предлагаемой им революцией в логике.
М.Н. Эпштейн – известный филолог и философ, профессор теории культуры (университет Эмори, США). Эта книга – итог его многолетней междисциплинарной работы, в том числе как руководителя Центра гуманитарных инноваций (Даремский университет, Великобритания). Задача книги – наметить выход из кризиса гуманитарных наук, преодолеть их изоляцию в современном обществе, интегрировать в духовное и научно-техническое развитие человечества. В книге рассматриваются пути гуманитарного изобретательства, научного воображения, творческих инноваций.
Книга – дополненное и переработанное издание «Эстетической эпистемологии», опубликованной в 2015 году издательством Palmarium Academic Publishing (Saarbrücken) и Издательским домом «Академия» (Москва). В работе анализируются подходы к построению эстетической теории познания, проблематика соотношения эстетического и познавательного отношения к миру, рассматривается нестираемая данность эстетического в жизни познания, раскрывается, как эстетическое свойство познающего разума проявляется в кибернетике сознания и искусственного интеллекта.
Автор книги профессор Георг Менде – один из видных философов Германской Демократической Республики. «Путь Карла Маркса от революционного демократа к коммунисту» – исследование первого периода идейного развития К. Маркса (1837 – 1844 гг.).Г. Менде в своем небольшом, но ценном труде широко анализирует многие документы, раскрывающие становление К. Маркса как коммуниста, теоретика и вождя революционно-освободительного движения пролетариата.
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.
В трилогию «Лица святых от Иисуса к нам» русского писателя и философа Д.С.Мережковского (1865 – 1941) вошли книги «Павел. Августин» (1936), «Франциск Ассизский» (1938) и «Жанна д`Арк» (1938), которые фактически являются продолжением его «Иисуса Неизвестного». В новой трилогии автор снова обратился к своей главной теме, соединив в одном религиозно-философском произведении многовековую мистерию христианства и современность.
В трилогию «Лица святых от Иисуса к нам» русского писателя и философа Д.С.Мережковского (1865–1941) вошли книги «Павел. Августин» (1936), «Франциск Ассизский» (1938) и «Жанна д'Арк» (1938), которые фактически являются продолжением его «Иисуса Неизвестного». В новой трилогии автор снова обратился к своей главной теме, соединив в одном религиозно-философском произведении многовековую мистерию христианства и современность.