Жанна д’Арк - [21]

После венчания, войдя к королю, став перед ним на колени и обняв ноги его, Жанна сказала:

— Воля Божия, благородный король, ныне исполнилась: я сняла осаду с Орлеана и привела вас в город Реймс на святое венчание, показав тем, что вы — истинный король, тот, кому королевство Франции должно принадлежать… А теперь я хотела бы уйти от всего и вернуться домой, к отцу и к матери, чтобы снова пасти в поле овец…[272]

И, так говоря, плакала она; и все, глядя на нее, тоже заплакали. Плачет, потому что знает — помнит все, что с нею будет: я уже становлюсь жертвою (II Тим. 4, 5).

На следующий день после венчания Жанна писала бургундскому герцогу Филиппу Доброму: «Жанна Дева, от имени Царя Небесного, Повелителя своего единственного, призывает вас заключить нерушимый и вечный мир с королем Франции. Все простите друг другу от чистого сердца, как должно христианам. Если же хотите воевать, то идите вместе с королем на неверных…»[273]

В эти дни Жанна могла бы действительно считать дело свое исполненным: сила королевского венчания была такова, что все пути углаживались, все города открывались и все подъемные мосты опускались перед единственным законным королем Франции, Карлом VII. Путь его по всей стране был победоносным шествием.

XL

«Я ничего не боюсь, кроме измены», — говаривала Дева, не называя короля, но, может быть, о нем уже думая задолго до того, как он ей изменил.[274]

— Мне вас жалко: вы очень устали, отдохните! — говорит ей король после Патейской битвы.

Жанна только молча плачет, чувствуя в ласке его равнодушие и недоверие; понимая, что «вы очень устали, отдохните» — значит: «я от вас очень устал, дайте мне отдохнуть!»[275] Знает она, что снова заснет он таким же сном смертным, каким спал до нее, и что она уже не разбудит его ничем, никогда.

Карл устал от Жанны, и снова захотелось ему в «опочивальные кельи и каморы». Так же ненавидит он ее, как спящий — того, кто будит его от сладкого первого сна.[276]

После Патейской битвы Дева была на вершине власти и святости в глазах простого народа, но не первых людей Франции, ближайших королевских советников или наушников. Сир дё Ла-Тремойль, королевский ростовщик, «ненасытное чрево», «бездонная прорва», пожирающая всю казну, ненавидит Жанну и боится ее. «Жанна никому не верила и делала все по-своему; за это Бог ее наказывает», — объявит во всеуслышание о Деве, взятой в плен Годонами, архиепископ Реймский, государственный канцлер Реньо дё Шартр.[277]

Жанну все еще выставляют люди Церкви и политики напоказ англичанам как пугало, но сами втайне уже боятся ее или сомневаются в ней. «Что это за существо под видом женщины, Бог знает… А что, если и вправду ведьма? Какой позор — дьяволом восстановленные святые Лилии Франции!» — так, может быть, искренне думают почти все ближайшие сановники Карла и он сам иногда больше всех.[278]

XLI

Мир нужен был англичанам и бургундцам для того, чтобы остановить французского короля и Деву на пути в Париж — сердце Франции. 28 августа 1429 года, в тот самый день, когда Жанна вступит в Сэн-Дени, чтобы начать осаду Парижа, подписан будет мирный договор с англичанами, и все, сделанное Жанной для Франции, этим постыдным и нелепым договором будет уничтожено.[279]

После венчания Карл, по совету Реньо дё Шартра, вопреки Жанне, которая хочет идти прямо на Париж, — уходит за Луару, где снова король Франции делается «захолустным королем Буржа». В то же время Ла-Тремойль и дё Шартр заключают, без ведома короля, двухнедельное перемирие с герцогом Бургундским, под тем предлогом, что по истечении двух недель Париж будет сдан Карлу. Но на самом деле герцог Бургундский пользуется этим временем, чтобы укрепиться в Париже, а герцог Бедфорд, вызвав подкрепления из Англии, укрепляется там же, и английский король, малолетний Генрих VI, готовится вступить во Францию, чтобы венчаться в Реймсе. Герцог Бургундский объявлен наместником Парижа и всего французского Севера, «регентом Франции». Все зависит от него: он может сделать Францию какой ему угодно — французской или английской.[280]

Жанна чувствует, что держат ее в стороне от всего; герцогу Бургундскому не верит и хорошо видит все его обманы-западни. «Этим перемирием я недовольна и не знаю, сохраню ли его; но если и сохраню, то только ради чести короля», — пишет она гражданам Реймса.[281]

«Мир мы добудем не иначе как на конце копья», — думает Жанна вместе с маленькой кучкой последних верных друзей своих — «войском Девы» — герцогами Аленсонским, Бурбонским, Барским и графом Вандомом — все очень молодыми людьми, почти мальчиками.[282] Все остальные этого не думают, и хуже всего то, что вернейшие слуги короля, лучшие люди Франции, жаждут «изменнического мира» с Англией. Все говорят королю о безмерных народных бедствиях и о «преступном безумии войны».

«Все мы верно служили вам, государь, но душа наша унижена до праха, и утроба наша прильнула к земле, — пишет Карлу Жювенель дэз-Урсин, будущий архиепископ Реймский. — Вырыть бы общую могилу и толкнуть нас всех туда… Видя в этом королевстве такое лютое тиранство, весь народ как бы лишился рассудка, ропщет и проклинает вас и всех, кто с вами… Если бы пришел какой-либо сильный государь и восстановил справедливость, то, будь он даже сарацином, обезумевшие люди отдались бы ему в подданство… Бедный и верный народ ваш, государь, ждет от вас справедливости… Но вы от него скрываете ваше лицо, и забыли его, и предали».