Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 1 - [16]

Епископ степенно пошёл к выходу из шатра, но на пороге, словно спохватившись, остановился.

– Ах, да, – сказал он, как бы в забывчивости потирая лоб рукой, – я знаю, что в Сарагосе вы держали патронаж над францисканской общиной. В Анжу у вас тоже будет прекрасная возможность возобновить свое благородное покровительство. Недалеко от Сомюра есть аббатство Фонтебро. Обратите на него внимание. Возможно, там найдётся много интересного и о предсказаниях разного рода… Кстати, оттуда рукой подать до владений Карла Лотарингского. Его предок – Готфрид Бульонский участвовал в первых крестовых походах и основал когда-то один очень таинственный орден. В том смысле, что все тайны францисканцев лишь отголосок его тайн…

Епископ произнес это, как бы между прочим, но, выходя, взгляд на лицо Виоланты всё же бросил.

Принцесса вежливо улыбалась:

– У вас чудесный перстень, святой отец, – вымолвила она на прощание. – Камень чистый, как небесные помыслы. Мой дядя не ошибся, рекомендуя вас в советчики.

А про себя подумала: «Ловко. И мою наживку заглотил, не поперхнулся, и свою мне подбросил. Но, дорогой монсеньор Филаргос, здесь мне и без ваших подсказок всё давно уже интересно…»

Исповедь явно затягивалась. Подмерзшее общество, уже успевшее рассмотреть приданое будущей герцогини и расспросить герцога ди Клермон обо всём, более-менее интересном, снова столпилось у жаровен. От костров за повозками потянуло запахом жареного мяса и подогретого вина. Там готовился обед, которого все заждались, но, судя по голосам, раздававшимся всё громче, кое-кто из челяди уже успел неплохо отобедать. Вскоре, вместе с запахами стали долетать и шутки по поводу затянувшейся исповеди, в которых, на разные лады, перемалывалась брошенная кем-то фраза о том, что во Франции стало на одну королеву-грешницу больше. Герцог ди Клермон с неодобрением поглядывал в сторону разгулявшихся слуг и, совсем уж было, собрался пойти и сделать внушение, когда полог сине-белого шатра откинулся, выпуская епископа. Лицо Филаргоса светилось умилением, руки были молитвенно сложены и, закатив глаза, монсеньор, вроде бы сам себе, но так, чтобы и остальные услышали, произнес:

– Чище души я не встречал!

Герцог почтительно замер. А когда из шатра вышла Виоланта, снял шляпу, поклонился и с явным облегчением пригласил к столу, радуясь, что скучные церемонии, наконец, закончились.

Все отметили про себя, что принцесса тоже как-то преобразилась. Она улыбалась, и улыбалась очень приветливо. На приглашение к столу ответила без ожидаемой чопорности, а вина себе велела налить в драгоценный золотой кубок, «чтобы подчеркнуть радость от первой трапезы на земле Франции». Когда же все общество собралось у накрытых по-походному столов, сама задала пиршеству легкий, непринужденный тон, вполне во французском духе.

В итоге, обедали шумно и весело, и особенно потому, что ничего подобного не ожидали.

Даже арагонская свита недолго выдерживала церемониал. И, как только их тела отогрелись, а умы «подогрелись», приезжие рыцари охотно поддались общему настрою. Лишь несколько дам арагонского двора маялись в стороне под присмотром старухи-дуэньи. Кто-то читал молитвенник, кто-то перебирал чётки, косо поглядывая на пирующих, но никакого ответного набожного рвения их вид ни в ком не вызвал. Скорее, наоборот. И только Филаргос, устыдившись на мгновение, благословил бедняжек с тем особенным усердием, которое всегда появляется у людей, осчастливленных надеждой. Но потом тоже, весьма резво, поспешил к столу.

Виоланта была любезна и очаровательна.

Герцогиням де Блуа, д'Алансон и Бонне д'Арманьяк она предложила дальше ехать в её натопленной карете. Мессиру д'Аркур, который и сам не заметил, как опрокинул её бесценный кубок с вином, этот кубок тут же и подарила, и, в конце обеда, воспользовавшись всеобщей сытостью и расслабленностью, незаметно поднесла Филаргосу дивной красоты рубиновый перстень.

– Он не хуже вашего сапфира.

«И под цвет будущей мантии», – дрожа от радости, подумал епископ.

А чуть позже все заметили, что граф Арманьякский, вопреки своей обычной надменности, что-то увлеченно рассказывает принцессе. Причем, увлекся он настолько, что не стал садиться в карету, когда, наконец, тронулись в путь, а оседлал коня, догнал карету Виоланты и поехал рядом, не обращая внимания на холод и начавшийся снег.

4

Долгие переезды с места на место не были такой уж редкостью в те смутные времена. Короли, королевы, принцы, герцоги и даже дворяне помельче, но достаточно зажиточные, чтобы позволить себе переезд, не сидели подолгу в одном и том же замке, а кочевали не хуже цыган. Причем в путешествие отправлялись со всем скарбом, двором и с мебелью, снаряжая такое бесчисленное количество повозок, что первая уже подъезжала к месту назначения, а последняя ещё только выезжала за ворота покинутого замка. Потому кортеж принцессы Арагонской привлекал внимание не столько самим фактом своего передвижения по стране, сколько роскошью и представительностью.

В каждом городе, ко всякому постоялому двору, где общество останавливалось для отдыха, сбегались десятки зевак. Разинув рты они рассматривали гербы, в которых далеко не все что-то понимали, но зато все могли оценить обилие золота, драгоценных мехов и тканей. И это великолепие вызывало в людях, обнищавших за время войны и недавно прошедшей чумы, не столько зависть, сколько изумление – неужели ещё возможно так жить?! Часами стояли они и наблюдали за этими, невесть откуда, свалившимися небожителями, не замечая, что так же подолгу, из окна отведенной ей комнаты, наблюдает за ними приезжая принцесса…