Жанна – Божья Дева - [54]

Шрифт
Интервал

знаменитая рублёвская икона Пресвятой Троицы, по существу, очевидно, не что иное как икона архангелов трёх Ипостасей.

В самом же Евангелии Михаил не появляется, словно это было бы ненужным дублированием (или появляется только под самый конец, если принять церковное предание, гласящее, что ангелом Гефсимании и Воскресения был он). Зато Христа от зачатия сопровождает архангел Гавриил, обычно связываемый с Третьей Ипостасью: в евангельской истории он словно представляет одновременно присутствие Святого Духа.

Вообще же учение об ангелах в христианском богословии разработано чрезвычайно слабо: раннее христианство жило в атмосфере постоянного общения мира человеческого с миром ангельским, но в дальнейшем ангельский мотив звучал всё слабей и слабей. С ним произошло то же самое, что с двумя другими мотивами, тесно с ним связанными и насыщавшими воздух первоначальной Церкви: он выпал из поля зрения христианского мира так же, как выпали пророческое вдохновение Святого Духа и эсхатологическая весть о Царстве Божием. Всё реже и реже, только в исключительных случаях, как на Мон-Сен-Мишеле, христианское сознание привлекалось к Михаилу, архангелу подлинной теократии.

Но когда в мир, уже отравленный рационалистической спекуляцией, уже истерзанный порождёнными ею лжетеократическими системами, вошла Жанна д’Арк, все три заглохших мотива зазвучали с такою силой, что всё остальное сразу перестало представлять какой бы то ни было интерес. Женственно мягкая в своей непреклонности, прекрасная и чистая, как иоахимитская лилия, бесстрашная той свободной любовью, которая побеждает не только житейский, но и метафизический страх, она несла на себе все те знаки, которых ждали от откровения Духа, а сама при этом ощущала присутствие Михаила. И только под самый конец, когда она изнемогала на последних этапах мученичества, её «дублировать» спустился архангел Святого Духа Гавриил.

Примечания

Изучая хроники и мемуары этого периода, нужно помнить, что большинство французской интеллектуальной «элиты» – Парижского университета – было бургиньонским; благодаря этому бургиньоны располагали грандиозным пропагандистским аппаратом, которого не было у их противников; поэтому и большинство дошедших до нас мемуаров и хроник – бургиньонские. Сюда относятся: «Journal d’un Bourgeois de Paris» (publ.p. Tuetey, Librairie Champion, 1881); Монстреле, «Chronique» (p.p. Douet d’Ark, 1857); Шастлен, указ, соч.; и в особенности нормандский хроникёр Пьер Кошон (publ.p. Ch. de Beaurepaire, Rouen, 1870), которого нельзя путать с университетским лидером Пьером Кошоном, хотя он как раз представляет ту же тенденцию; умеренно, но всё же бургиньонски настроен и «Religieux de Saint-Denis» (Coll. Doc. in. Hist, de France, 1839-52).

Арманьяками являются Эро де Берри (publ.p. Godefroy, Paris, 1653) и Гийом Кузино (publ.p. Vallet de Viriville, Delahays, 1859). He именно орлеанистско-арманьякскую, но чисто монархическую тенденцию представляет Жан Жувенель дез-Юрсен (Мишо и Пужула, Coll. Mem. Hist, de France, vol. II, 1839).

Кальмет отметил где-то в одной из своих последних книг, что действительно серьёзной и исчерпывающей общей истории царствования Карла VI, как ни странно, до сих пор не существует. Меня же в связи с этим поражает ещё одно обстоятельство. Мало-мальски серьёзное изучение этого критического периода показывает теснейшую связь между его различными аспектами: политический кризис во Франции вытекает непосредственно из той борьбы, которая сначала развернулась вокруг вопросов Церкви и сама была определена глубочайшими принципиальными религиозными расхождениями; в дальнейшем все основные религиозные конфликты и весь политический кризис сходятся опять в истории Святой Жанны. Между тем все эти аспекты всегда трактуются порознь. Читая Ноэля Валуа, невозможно догадаться, какие религиозные традиции стояли за Жерсоном и д’Айи; читая любую историю французской гражданской войны, невозможно догадаться, какие принципиальные бои за структуру Церкви и за самое понятие Церкви предшествовали вступлению университетского большинства на путь политической революции. Прямой результат такой трактовки – зубоскальство того же Анатоля Франса: одни клирики признали Жанну вестницей Божией, другие «такие же» клирики сожгли её как еретичку (ах, как смешно!). Нужно было дать себе труд чуть-чуть посмотреть, в чём заключалась общая разница между теми и другими, – тогда зубы скалить стало бы не о чем.

Итак, в этом смысле все существующие труды – фрагментарны.

О Великой Схизме и о Жерсоне см. выше. О Людовике Орлеанском: Э. Жарри «La Vie politique de Louis de France, due d’Orleans» (Picard, 1899); А. де Сиркур «Les commencements de la rivalite d’Orleans et de Bourgogne» dans «Revue des Quest. Hist.», 1887.

Отдельные эпизоды университетской революции изучил А. Ковиль: «Les cabochiens et I’ordonnance de 1413» (Picard, 1888); «Jean Petit et la question du tyrannicide au commencement du XV siecle» (Picard, 1932). См. также: Денифль и Шателен «Chartularium Universitatis Parisiensis», vol. IV.

О роли лично Кошона – А. Сарразэн «Pierre Cauchon, juge de Jeanne d’Arc» (Libr. Champion, 1901). Текст трактата Пети – у Монстреле.


Рекомендуем почитать
Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича

Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.


Размышления о Греции. От прибытия короля до конца 1834 года

«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.


Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.